Потерла виски — голова у меня разболелась еще за завтраком.
— Ага, — наконец выдавила я из себя. — Я сама ее себе придумала.
Когда мне исполнилось одиннадцать лет (день рождения я тоже придумала себе сама), я спросила Джеба про свою фамилию. Помню, я надеялась, что он скажет: «Батчелдер, такая же фамилия, как у меня!» Но он так не сказал. Зато предложил: «Выбери ее себе сама».
Я тогда подумала, как же мне себя назвать? Подумала, что умею летать, и вообще о том, кто я такая и какая.
— Моя фамилия Райд, — ответила я Эллиной маме. — Как женщина-космонавт Салли Райд. А полное имя Максимум Райд.
Она кивнула:
— Хорошее имя. А есть еще такие, как ты?
Я сжала губы поплотнее и отвела глаза. В висках стучит. Самое ужасное, что мне хочется ей все рассказать, так и подмывает выложить все начистоту. Все, до малейших подробностей. Но я не могу. Годами Джеб внушал мне, что никому нельзя доверять. Никогда. Никому.
Снова поднимаю на нее глаза.
— Макс, крылья нужны тебе, чтобы летать? Ты ведь летаешь, да? — Какие еще она испробует на мне трюки, чтобы вытянуть из меня мои тайны? Так вот, значит, какую цену заломила эта тетка за свою мягкую постель да домашний завтрак.
— Ага. — Я просто диву себе даюсь. Вот тебе и железная Макс! Вот тебе и Макс-никогда-никому-лишнего-слова-не-сболтнет!
— Правда? Вот это да! — у нее на лице светится восхищение, беспокойство и даже намного зависть.
Я киваю:
— У меня очень тонкие кости. — Я уже ненавижу себя за свою болтливость. Макс, заткнись! — Тонкие и легкие. И дополнительные мышцы. Легкие больше, а сердце гораздо эффективнее обычного человеческого. Но мне надо много есть…
Внезапно я затыкаюсь. От ярости и от досады на себя по щекам и по шее ползут ярко-красные пятна.
Понимаешь ли, дорогой читатель, выложить все это постороннему человеку — это самое настоящее преступление. Вот я и раскололась. Раскололась по-крупному! Это все равно, что дирижабль нанять и вывеску на нем навесить здоровыми буквами: «Макс мутантка» — пускай таскает по всему небу этакую рекламу!
— Как же так случилось? — мягко допытывается Эллина мама.
Глаза у меня сами собой закрываются. Была бы я одна, закрыла бы уши руками и свернулась бы на полу в клубок. Обрывки воспоминаний, страх, боль — все вдруг всплыло разом в моем мозгу и затопило его кромешным кошмаром.
Ты, дорогой читатель, поди, жалеешь себя, поди, думаешь, как тебе трудно быть подростком, поди, проблемы своего переходного возраста обмусоливаешь. А попробуй-ка пожить с чужим генотипом. С птичьим!
— Не помню, — отвечаю я ей. И это вранье.
Доктор Мартинез не на шутку огорчена:
— Макс, ты уверена, что я ничем не могу тебе помочь?
Отчаянно мотаю головой. Злюсь не то на себя, не то на нее. Она меня таки спровоцировала.
— Не-е. Все равно с этим покончено. Навсегда. Но мне от вас выбираться пора. Меня друзья ждут. Это очень важно.
— А как ты до них доберешься? Тебя отвезти?
— Нет, — я озабоченно растираю ноющее плечо. — Я туда полечу. Туда только по воздуху… Только вот не знаю, смогу я лететь или нет.
Доктор Мартинез в раздумье наморщила лоб:
— Раны твои еще не зажили. От любого напряжения могут открыться. И глубину повреждения костей и тканей мне на глаз оценить вчера было трудно. Но если сделать рентген, перспективы твои прояснятся.
— У вас что, глаза с рентгеновским излучением?
Она удивленно рассмеялась. Глядя на нее, усмехнулась и я. |