— Нет, суперменов здесь маловато. Зато у некоторых из нас есть доступ к рентгеновским аппаратам, — ласково дразнит она меня.

У доктора Мартинез ветеринарная лечебница, на пару с еще одним врачом. Сегодня у нее выходной, но она уверена, что ее появление в клинике никого не удивит. Она протягивает мне ветровку:

— Держи, надевай!

Я по-прежнему опасаюсь оказаться среди людей, но она уверенно берет меня за руку.

Лечебница недалеко — всего пару улиц пройти. Мы входим в приемную, и она приветливо кивает сослуживцам:

— Здравствуйте, это Эллина подружка. Я покажу ей, как мы тут работаем — ей надо писать сочинение про ветеринарию.

Регистраторши за стойкой гостеприимно улыбаются:

— Конечно, конечно, проходите, пожалуйста.

Слова доктора Мартинез явно имеют для них абсолютный смысл. Почему? Откуда мне знать? Что за «сочинения»? Я всю жизнь только правду говорю — никогда ничего не сочиняю.

Мы входим, но минуту спустя я замираю на месте. Меня прошибает холодный пот и сердце бьется так, точно готово выпрыгнуть из груди.

Передо мной сидит человек.

Дядька в белом халате!

Доктор Мартинез оглядывается на меня:

— Макс?

Я оцепенело смотрю на нее. Она мягко кладет руку мне на здоровое плечо и тихонько подталкивает в смотровой кабинет.

— Вот здесь мы принимаем пациентов, — объясняет она с притворным энтузиазмом и плотно закрывает за нами дверь. Потом притягивает меня к себе и, обняв, спрашивает, понизив голос:

— Макс, что с тобой? Что случилось?

Усилием воли заставляю себя разжать кулаки и сделать несколько глубоких вздохов — иногда это помогает успокоиться.

— Это запах здешний, — шепчу я смущенно. — Запах лабораторных химикатов и лекарств. И дядька в белом халате… Мне плохо… Мне срочно надо выйти. Прямо сейчас.

Лихорадочно перевожу глаза с двери на окно и обратно, с окна на дверь. Куда быстрее?

— Не бойся, я тебе обещаю, ты здесь в полной безопасности. Постарайся остаться еще чуть-чуть. Только сделаем рентген и сразу уйдем. Попробуешь?

Во рту пересохло, в висках стучит, как молотком!

— Макс, пожалуйста, возьми себя в руки.

Заставляю себя кивнуть. Доктор Мартинез проверяет, что на мне нет никаких побрякушек — откуда бы им у меня взяться — и осторожно укладывает меня на стол. Надо мной зависает какой-то аппарат. Нервы мои натянуты — вот-вот лопнут.

Доктор Мартинез выходит из комнаты. Что-то жужжит. И все. Можно вставать.

Две минуты спустя она уже показывает мне черный большой пластиковый лист, на котором проступают очертания моих костей, плеча, руки и крыла. Прикладывает лист к стеклянной коробке на стене, щелкает выключателем, и картинка становится яркой и отчетливой.

— Смотри, — она ведет пальцем вдоль изображения моей лопатки. — Здесь с костью все в порядке. Только мышца задета. Видишь, вот тут поврежденные ткани?

Я киваю.

— А это кости крыла, — голос у нее бессознательно понижается, — они тоже целы. Прекрасно! К несчастью, ткани заживают медленнее костей. Хотя, должна тебе сказать, восстановительный процесс протекает у тебя на удивление быстро. У тебя и вправду очень красивые косточки, тонкие, стройные, легкие… А вот это, что такое? — она вдруг нахмурилась и постучала пальцем по картинке.

Доктор Мартинез указывает на яркий белый квадратик, примерно сантиметра два — два с половиной в ширину, где-то в середине моего предплечья.

— Ты случайно никаких украшений не носишь? — вопросительно смотрит она на меня.