Так что и обсуждение планов сопротивления, и какие бы то ни было обнадеживающие аргументы — все это вне вопроса. Невозможно даже просто сорваться и ляпнуть: «Ребята, полный абзац, Джеб жив!»

Едва слышным шепотом Ангел спросила, живы ли Газзи и Игги. Я в ответ только плечами пожала, и она сразу сникла. Хоть я и не могу сказать ей вслух, мысленно чуть не кричу: «С ними порядок, не бойся. Они сбежали». Ангел читает мои мысли, слабо кивает головой и, явно успокоившись, расслабленно прижимается к стенке своего ящика.

Нам остается только переглядываться. Часами.

Снова ужасно трещит голова. Мозг режут вспышки слепящего света и слишком яркие обрывочные картинки недавних событий.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем какой-то белохалатник шмякает рядом с моей клеткой контейнер с еще одним «экспериментом». Поворачиваюсь посмотреть на нового соседа, но тут же с тяжелым сердцем закрываю глаза.

В этом существе еще можно опознать ребенка, но оно больше похоже на какой-то разросшийся гриб. По всему телу огромные бородавчатые наросты, количество пальцев на руках и ногах не сосчитать, единственный бессмысленный водянистый голубой глаз вперился в меня не мигая.

Где-то через полчаса я вдруг понимаю, что существо больше не дышит. «Эксперимент» умер прямо рядом с нами и на наших глазах — отходы их грязного производства.

В ужасе смотрю на Ангела. Она плачет. Она тоже все видела.

Снова идут часы. Счет времени я уже давно потеряла. Наконец дверь лаборатории открывается и впускает какую-то, по всей вероятности, большую группу. В шуме голосов различаю человеческие интонации и ржанье ирейзеров. В наш проход вкатывают тележку типа больничной каталки.

— Здесь только четыре, — произносит строгий и властный мужской голос, — а где остальные два экземпляра?

— Куплены для демонстрации в зоопарках, — заливает, не моргнув глазом, Ари. — А эти доставлены в целости и сохранности.

Он пихает ногой мою клетку так, что из нее едва не вылетают прутья решетки.

— Что, Макс, соскучилась без меня?

— У вас есть санкция директора? Вы получили его подтверждение на данную меру? — спрашивает женский голос. — Это, безусловно, будет большой потерей для науки. Еще столько неисследованных фактов. Они еще могли бы во многом быть нам полезны.

— Все санкции получены, — подтверждает третий белохалатник. — Оставлять их рискованно. Особенно, если принять во внимание агрессивность экземпляров. Даже вот та, самая маленькая, представляет собой серьезную опасность.

Перехватив взгляд Ангела, поднимаю большой палец: молодец, девчонка, дала им жару. Она только слабо усмехается в ответ.

Тут чьи-то руки хватают ее клетку и грубо швыряют на телегу, точно это чемодан, выгружаемый на ленту получения багажа. С размаху она ударяется о стенку ящика и без того разбитой щекой. Во мне снова вскипает ярость.

В следующее мгновение Ари подхватывает мой контейнер и бросает его рядом с Ангелом. От сотрясения я насквозь прокусываю губу. Только новых ран мне и не хватает! Ари приближает к решетке свою клыкастую морду и с наслаждением принюхивается к запаху крови.

— Твой отец может тобой гордиться, — ядовито бросаю я ему. Он заводится с пол-оборота и с такой силой опускает кулак на мой ящик, что от удара трещат доски.

— Эй, там, полегче! — останавливает его женщина. Ари за это готов испепелить ее на месте.

Двое других ирейзеров погружают на тележку клетки с Надж и Клыком и куда-то толкают ее сквозь двойные двери.