– Не жалей, – сказал Андрес. – Главное, ни о чем не жалей.

– Дай мне, по крайней мере, пожалеть о себе, – сказала Клара.

– Помешать твоим чувствам я не могу, – сказал он. – Но о том, что ты будешь испытывать такие чувства, я и мечтать не мог, когда —

– По крайней мере, теперь ты знаешь, что я жалею, – сказала Клара. – Никогда в жизни я не говорила большей правды, чем сейчас.

Они уже подошли к дверям: в ушах стоял гам, перед глазами мельтешили фигуры.

– Спасибо тебе, – сказал Андрес. – Только не размягчайся чересчур в доброте. Зачем жалеть, если все не так уж плохо,

какая ужасная ваза —

знаешь, это все равно что обрекать себя —

потерять право каждое утро по своему вкусу выбирать, что ты наденешь на себя, какой мотивчик станешь насвистывать, какую книгу прочтешь —

нет, только не это. Глаза – у самого лица – любимая – не твоя вина, что я стал немного твоей тенью, твоим отзвуком, —

судно, когда плывет, всегда рассекает волны, смотри, как красиво —

– Ты – добрый, – сказала Клара и улыбнулась.

– И еще одно, – сказал Андрес. – Думаю, это действительно была крыса.

Смотрители сложили листки со списками, и один из них понес их в деканат, будто —

но все прекрасно знали, что деканат был —

– Невероятно, как разрастается культура, – сказал репортер, расчищая место на скамейке, чтобы одна из близняшек тоже отдохнула немного. – Нас уже больше тридцати.

– А какая духота, – сказала рыженькая. (Свет погас. Снова зажегся.)

– Без четверти девять, – сказал Хуан, словно это было очень важно, и снова углубился в тетрадь.

– Поэтическое вдохновение овладело, – сказал репортер. – Ой, Андрес, действительно, мне надо бы в редакцию. Я думаю, несложно будет добраться на —

С запада донеслось несколько взрывов, один за другим, приглушенных расстоянием, странно, что звук пробежал по земле вроде той крысы, что недавно —

– Раз уж ты тут, оставайся и составь мне компанию, пока эти будут сдавать свой славный экзамен, – сказал Андрес.

– Его отложат, – сказал репортер. – Обрати внимание, никто не заинтересован ни в каком обучении. В то время как – погляди на юного Мигелетти – он просто, как фагоцит, пожирает тезисы лекций, кем-то усердно записанные, —

а я п?сать на них хотел —

(В полной темноте. От рыженькой пахло хвойным мылом, спичками.)

– Туалетное мыло «Фиат-люкс», – сказал ей репортер, понюхав прежде ее шею. – Подруга, у вас потрясающе душистая кожа. Не отодвигайтесь от меня, пока воздух бьет в нос миазмами.

– Бьет в нос чем? – спросила рыженькая так, словно спрашивать ей не хотелось.

– Миазмами, – сказал Андрес. – Их приносит ветер и бьет ими в нос. Но Клара имеет обыкновение носить в своей модной сумочке одеколон.

– Для пользы дела, – сказала Клара, нашаривая в сумочке флакон. «Да, это была крыса, – подумала она. – Скатилась по лестнице и теперь, наверное, бегает по нижнему этажу, а там люди, я слышала их голоса – »

Все продолжали толпиться вблизи деканата —

но все знали, что деканат, —

и только близняшки вышли на галерею, чтобы еще раз проглядеть тезисы, и искали место, где посветлее.