Изменить размер шрифта - +
 – Он – несчастный гаучо и мало чего понимает. – Потом заговорил тише, пристально глядя на Андреса: – Если бы я тебе сказал, что только что ушел самолет и что… – Он остановился, глядя на солдата. – А, да зачем горячиться!

– И давно ты тут?

– Два дня не сплю. Сначала дела были плохи в Линье и в Ла-Боке. А со вчерашнего вечера… – Он затягивался долго и глубоко, а потом со стоном выпускал дым. – Ну и жизнь, старик.

Он глядел на Андреса равнодушно и, по сути, разговаривал сам с собой, а Андрес служил ему просто удобным зеркалом. Андрес улыбнулся, довольный, что тот по крайней мере не соскользнул на доверительный тон. Мухи расхаживали у него по рукам, и он их не трогал. «Молодость, прекрасная пора, – подумал он вяло. – Какой кошмар эти встречи. Встречи выпускников, серебряные свадьбы, вручение почетных фа-мот, помнишь, старик, какие были славные времена – ». Его передернуло, и он отвел взгляд. Доктор разговаривал с солдатом, тот показывал ему пятно на тыльной стороне ладони. Андрес молча попятился и через отверстие в брезенте вышел на улицу. Моросил дождь.

– Но у тебя же все брюки мокрые, – сказала Стелла. – Это вода?

– Хуже: вино, – сказал Андрес и рухнул на стул.

– Вино! Как тебя угораздило вымокнуть в вине? Вся левая нога.

– Рядом с Сан-Мартином в битве при Тукумане, детка, – сказал Андрес. – Официант, пива! Тащи бутылку!

– Я уж думала, ты никогда не придешь, – сказала Стелла. – Что произошло?

– Сначала расскажи мне, каким чудом ты добралась.

– Не чудом, – сказала Стелла, – а девяносто девятым.

– Разве они еще ходят?

– Ходят, но одна сеньора сказала, что этот был последний, – один полицейский слышал, как об этом сообщили инспектору.

– Итак, – сказал Андрес, – главное, что ты добралась. – Он выпил два стакана пива и еще стакан воды. И почувствовал, что он глупо счастлив. Он протянул руку и коснулся Стеллиных волос. На пальцах осталась пушинка, и ему пришлось поработать другой рукой, снять пушинку. А Стелла ждала его рассказа.

– Ну вот, чтобы ты поупражнялась в английском, я прочту тебе кусочек из Уильяма Блейка, – сказал Андрес, совершенно счастливый. – Sund'ring, dark'ring, thund'ring! Rent away with a terrible crash…

– Переведи, – попросила Стелла.

– He стоит, – улыбнулся Андрес. – No light from the fires, all was darkness in the flames of Eternal fury. Что приблизительно означает: свернув к Железнодорожному банку, я оказался в натуральном аду. В недобрый час надумал я уйти с Флориды. На Флориде было так хорошо.

– А вино-то… – начала Стелла.

– Грузовик с вином. Сломалась ось. Ты же знаешь, дорогая, мостовая проваливается —

А на диване в желтом свете —

под репродукторами, которые

 

МОЛЯТСЯ, МОЛЯТСЯ —

а кожа, такая белая, того гляди, провалится тоже —

– И тебя забрызгало, – сказала Стелла.

– Меня забрызгали. Грузовик сломался. Кажется, поставили сторожа охранять его. Я говорю «кажется», потому что в момент, когда он сломался, меня там не было. Я застал уже тучу людей, – они развлекались, кто как умел. Пустые бутылки выставили к дверям Железнодорожного банка и плясали на уцелевшем тротуаре. Плясали под радио – отобрали у случайного прохожего, бедняга умолял вернуть ему приемник.

Быстрый переход