– Стелла, дорогая, – сказал Андрес. – Небытие нам не грозит.

– Небытие?

– Да, Стелла. Нам не грозит, а мы и не знали. Я не знал этого точно и только теперь начинаю вживаться в это. Не грозит, не грозит. Небытие, Стелла, – для других. Для того, который умер в книжном магазине. Для него, который уже не может его отрицать. Но какое отношение имеет к нему небытие, если он – уже не он? Мы никоим образом не можем быть небытием, а значит, мы не имеем с ним ничего общего. Оно нас не касается. Когда мы перестаем быть тем, что мы есть, оно подступает, но оно – не мы. Бесполезно искать слова. Когда перестаешь петь, кажется, что тишина падает на музыку, но это ложь, Стелла. Тишина тоже не существует. Просто музыка есть или ее нет. Не принимай этой концепции – существования тишины. Смотри, такси.

У аптеки на углу Сан-Мартина и Виамонте они перешли на другую сторону и пошли к тусклым огонькам, маячившим у тротуара, где два красных фонаря обозначали место провала. То, что они приняли за такси, оказалось черным автомобилем со служебным номером, набитым полицейскими, что-то охранявшими.

– Вообще осторожней с концепциями, – прошептал Андрес, и Стелла поняла, что говорил он это вовсе не ей.

– Документы, – попросил полицейский, возвышавшийся в дверях.

Андрес и Стелла остановились на середине лестницы и смотрели на него.

– Без документов сюда нельзя.

– Почему? – спросил Андрес.

– Такой приказ, и все, – сказал полицейский. Стелла вынула сберегательную книжку, а Андрес переворошил все в бумажнике, пока не нашел удостоверение личности. Когда он поднял глаза, с тротуара на него смотрела Клара. Хуан с репортером чуть отстали, занятые спором.

– Привет, – сказала Клара.

– Привет, – повторила Стелла, поднимаясь по ступенькам. Предъявила книжку полицейскому и вошла.

Клара подошла к Андресу. Они молча поднялись по ступенькам. Полицейский посмотрел их документы и пропустил.

VI

Хуан с репортером шли и разговаривали от самого метро, от конечной станции —

потому что выходы на Флориду были закрыты, говорили, (Клара слышала это от какого-то солдатика), что станция использовалась в качестве госпиталя «скорой помощи», куда относили отравленных после того, как им оказывали первую помощь в медпункте на углу, —

и никак не могли прийти к согласию относительно Заведения и Факультета. Знали одно: между ними существовала ненависть, и однажды Чтец из Заведения так определил Факультет: «Это выдающееся учреждение благодаря своей массивной лестнице», а декан оскорбленного Факультета придумал для Заведения название «His master's voice».

Репортеру казалось, что —

однако, увидев в дверях Андреса, они так обрадовались, что перестали спорить («Тема выеденного яйца не стоит», – сказал репортер) и прямо в вестибюле, где возносилась

массивная лестница, —

сошлись впятером, чтобы наконец-то поговорить, и выжидали, когда можно будет захватить скамейку возле окошечка, —

и с некоторым удивлением наблюдали за столом, где сидели два смотрителя, занимая самую середину и без того довольно ограниченного пространства, отчего поток студентов двигался медленно и все время стопорился.

– Первый раз вижу смотрителей такими важными, – сказал Хуан, хлопая по рукавам пиджака, будто таким образом мог стряхнуть влагу, от которой пиджак помялся.