— Пытаюсь быть реалисткой.

— В здешнем ресторане превосходное меню.

— К сожалению, оно на немецком, герр Байер. Вам не составит труда сделать за меня заказ?

— С удовольствием. Зовите меня Райнер. У вас нет аллергии на продукты?

— Нет. Но я с трудом употребляю мясо, в названии которого указано, кем оно было по профессии, до того как попасть на стол.

— Не понял…

— К примеру, печень. Или почки.

— Продолжайте.

— «Всем привет! При жизни — до того, как меня приготовили с луком, я выводила шлаки из кровотока коровы».

— А-а, намек понял.

— Сюда же относятся «сладкое мясо» и рубец.

— Что такое «сладкое мясо»?

— Зобная железа.

— А рубец?

— Желудок.

— Отлично. Что ж, тогда предлагаю «шницель по-венски». Как говорится, «в Риме поступай как римляне».

Рим. Скор он на руку, как я посмотрю.

— Райнер, вы хотите обсудить наш вопрос прямо сейчас?

— Нет-нет, ни в коем случае. Это случайное совпадение. Хотя то, что вы из-за нескольких телефонных звонков и единственной фотографии проделали такой путь, необычайно подстегивает любопытство.

— Знаете, я бы, пожалуй, поела.

— Конечно, поедим. И еще вы обязательно должны рассказать мне о своих приключениях в немецкой тюрьме.

— С чего начнем?

— Начнем с того, как вы обнаружили кусок топлива с советского спутника.

— Отлично. Это случилось в прошлый четверг…

Весь вечер я занимала его своими рассказами и должна к своей чести признать, что сотрапезник мой ни разу не зевнул. Я чувствовала себя космополиткой. Наверное, для Лесли это обычное состояние; так живет элита, и оголодавшие смакуют каждое их слово. Райнер тоже неплохо подготовился. Он знал об Уильяме и его компании и помог мне расшифровать странные происшествия первых шести часов моего пребывания во Франкфурте (тогда меня засыпали непонятными вопросами, забывая о важных, на мой взгляд, вещах).

Мы доедали шницели, когда я заметила, что времени поговорить о Клаусе Кертеце совсем не осталось. Райнер все понял по моему лицу и проговорил:

— Думаю, лучше отложить наше главное дело до завтра, мисс Данн.

— Лиз. — Я была рада, что полицейский проявил солидарность, поскольку страшно устала.

— Хорошо, Лиз. Заскочите в наш участок, и мы все разложим по полочкам. Вы ведь согласны подождать?

— Конечно.

А дальше до самого расставания мы обсуждали Вену. Райнер был гостеприимным хозяином: у меня ни разу не сложилось впечатления, будто его тяготит мое присутствие.

Около одиннадцати мы распрощались в вестибюле отеля и договорились, что я подойду в участок к одиннадцати утра.

Прежде чем попрощаться, Райнер спросил:

— Лиз, вы когда-нибудь покупали лотерейные билеты?

— Какой необычный вопрос. А вы что, их продаете?

— Нет, просто интересно. Так как?

— Нет.

— И почему же?

— Никто еще меня об этом не спрашивал, но я придерживаюсь на этот счет твердого убеждения. Вот предположим, Райнер: попадется билет, в котором совпадают все цифры, кроме одной. Представляете, какое меня постигнет разочарование? Зачем добровольно устраивать себе такую встряску, да еще платить за это деньги?

— Так я и думал. Спокойной ночи, Лиз.

— Доброй ночи, Райнер. Я вымоталась — нет слов.

На ночном столике красовалась оставленная заботливой горничной тарелочка печенья.