Президент долго смотрел на меня. Он забыл зажечь сигарету.

– Итак, – продолжил я, – вы просто вносите ежемесячную абонентскую плату местному лицензированному поставщику услуг, вроде нынешнего кабельного телевидения, плюс плату за просмотр оригинального фильма, гонорар за использование утенка Даффи и Терминатора, которые подсчитываются на основе цифрового эквивалента покадрового использования, и плату за использование программ для манипулирования всеми этими изображениями. Программное обеспечение будет разрабатываться централизованно и предоставляться местным поставщицам по лицензиям. И еще будет плата за первую покупку или использование в режиме онлайн музыки Вивальди и плата за использование линии для передачи всего этого в Гонконг – и небольшая плата за пользование спутником при обратной передаче. Деньги можно будет делать на каждом этапе.

– Но есть еще и политическая составляющая...

– Конечно. Она просто гигантская, – согласился я. – Давайте представим себе, что вы – президент Соединенных Штатов, а я – один из ваших спичрайтеров. Вы приказали мне написать речь, скажем, об экономических проблемах в Соединенных Штатах. Вы хотите, чтобы я хорошо сделал свою работу, я сам хочу хорошо сделать свою работу. Я иду в пресс‑центр Белого дома, сажусь за свой компьютер. Открываю файл. Там, на экране, оказываетесь вы, президент. Ваше лицо, цветное, застывшее. Вы сидите за рабочим столом в Овальном кабинете, словно перед телекамерами. Я говорю в микрофончик: «Мои сограждане‑американцы...» И как только я это говорю, вы – изображение президента – произносите это вашим голосом, с вашими интонациями. Ваши губы двигаются с идеальной артикуляцией. Я работаю над речью, говорю что‑то, потом выбираю другую фразу и рано или поздно решаю, что все правильно. Я показываю результат своему начальству. Вы, президент, можете его просмотреть, а можете и не просматривать. В записи вы говорите двадцать минут. Мы передаем запись агентствам – тем, которые остались, – и все.

– Ясно.

Президент так и не зажег свою сигарету. Его взгляд теперь был устремлен куда‑то вдаль. «Он понял, – подумал я. – Наконец‑то он все понял».

Я продолжил, стараясь закрепить тот успех, которого мне уже удалось достичь.

– И со временем в рамках той же технологии – когда она будет достаточно хорошо развита – можно будет отсканировать фотографии кого‑то, кого уже нет в живых, и интерактивно с ним общаться. Например, отсканировать десять или двадцать фотографий вашей покойной матери и, скажем, запись ее голоса... – Я застыл: я смог бы это сделать с фотографией Лиз! – Такой информации было бы достаточно. Вы просто смогли бы снова с ней видеться. Или с любым человеком, который умер и которого фотографировали в течение жизни. Представьте себе возможность вести разговор с Мэрилин Монро. Как это было бы великолепно: ее глаза полны чувственности и полузакрыты, ее губы произносят ваше имя, ее мягкий голос отвечает на ваши вопросы.

– Ее тело превратили в товар, вот что я вам скажу. – Президент покачал головой. – Я был там, когда она пела «С днем рождения» президенту Кеннеди в Медисон‑сквер‑гарден, – задумчиво добавил он. – Я был в зале. – Его стариковские голубые глаза затуманились. – Я понял в тот самый вечер... понял, что мы живем в языческом обществе. Мужчины вокруг меня видели, как богиня поет богу. По‑моему, сила ее образа чересчур велика. Языческие идолы.