Нейдешь, нейдешь?.. Внемли же мне, природа!

         Я разрываю с обществом союз!

         Восстань, моя ужасная свобода!

         Проснись, мой дух! Нет больше в мире уз!

         Безумной злобою, народы, закипите;

         Мне все равны, все чужды, далеки;

         С огнем, с мечом, с отравою бегите!

         Я поведу свирепые полки,

         Я лютость дам невиданную – строю!

         Давно велик я общим грабежом,

         Что здесь зовут неправедной войною:

         Но я грабеж стократ теперь удвою,

         Я жен убью, детей осирочу (?),

         Пройду косой, заразой пролечу;

         Улыбкою слезу не удостою;

         В ответ на плач, как зверь, захохочу…

О, какая драма, какая глубокая и сильная жизнь в этой драме, и опять-таки какое, вместе с тем, бессилие и вялость! Напечатанные курсивом стихи составляют такую резкую противуположность с остальными, которые все хороши и из которых некоторые превосходны, что можно подумать, что г. Бернет писал эту поэму вдвоем, в товариществе с каким-нибудь бездарным стихотворцем: на свою долю взял создание всех хороших и превосходных стихов, а на его предоставил рифмованную прозу и изысканные до дикости выражения, как будто почитая необходимою такую чудную смесь шипучего вина с пресною водою. Ясно, что г. Бернет только еще выступает на поэтическое поприще, что он еще не может владеть ни своим талантом, ни своею субъективностию, что стих часто не слушается его и выражает совсем не то, что хотел он им выразить; словом, ясно, что г. Бернет еще дитя в искусстве, но дитя, которое обещает некогда крепкого взрослого человека. Но обратимся к поэме.

Выписанная нами выходка возмущенного духа, взволнованной страсти и глубоко оскорбленной любви могучего человека не вся: она продолжается бурным потоком, который у г. Бернета ревет оглушающим ревом и только в немногих стихах и выражениях пищит; но мы не выписываем ее, потому что и сделанной выписки слишком достаточно для оправдания нашего суждения о поэме. Приведенная в ужас и живо затронутая и оскорбленная сомнением ее возлюбленного в ее глубоком, святом чувстве и в то же время окованная сознанием страшного долга, Елена отвечает в порыве ужасного отчаяния:

         Возьми ж меня!

         Раздался крик,

         И что-то с башни в этот миг,

         Одеждой свиснув, как крылами,

         Мелькнуло пред его глазами —

         И, как подстреленный орел,

         Упало на гранитный пол…

         Тяжелый стук!.. Но после стука,

         Ни вздоха, ни мольбы, ни звука!..

Превосходно!.. но следующие стихи должно пропустить, чтоб не ослабить и не разрушить глубокого впечатления, которое производят эти…

Проклятия автора, которые градом сыплются на голову бедного рыцаря, нам крайне не нравятся.