Ветер шептался в листве, и солнце сияло своим особенным светом, и олени смотрели на них мудрыми глазами из зеленой тени, в роще мечей и самоцветов.
– Я был мертв, – сказал он.
– Вовсе нет, – заверила его она.
– Мое сердце болит.
– Возможно, – согласилась она, – ибо оно было разорвано. А исцелить такую рану я не могу. Как тебя зовут, человек?
В его глазах мелькнул страх.
– Киран, – ответил он почтительно, как подобает гостю. – Киран, второй сын Кер Донна.
– Кер Донн. Мы называли его Кер Ри – владения короля.
Страх охватил его, но он снова взглянул на нее.
– А как тебя зовут? – спросил он.
– Я скажу тебе мое истинное имя, которое еще не открывала смертным, ибо ты – мой гость. Меня зовут Арафель.
– Тогда я хочу отблагодарить тебя от всего сердца, – от души произнес он, – а потом попросить тебя вывести меня на дорогу, чтоб я смог выбраться отсюда.
Такими словами он исцелил ее сердце и тут же ранил его… и раскаяние появилось в его глазах, когда он увидел ее страдание. И тогда он поднял правую руку, на которой виднелось золотое кольцо с печаткой.
– Это мой долг, – промолвил он. – Честью своей я обязан пойти и совершить его, если я еще не опоздал.
– Куда?
Он поднял руку, чтобы указать ей направление, но все вокруг было совсем иным.
– Там войска, – проговорил он в смущении, указывая туда, где, по его представлениям, должны были быть Бурые холмы. – На равнине идет война; и мой король побеждает. Но неприятель отступил в долину, где сможет долго выдерживать осаду, если захватит ее. С королем сражается и господин Эвальд из Кер Велла. Понимаешь ли ты меня, госпожа Арафель? В долину пришла война. Нельзя допустить, чтобы Кер Велл был обманут. Они должны держаться, какие бы слухи и выгодные предложения не доходили до них, им надо всего немного продержаться, пока оттуда не подойдет войско короля. Замок господина Эвальда должен получить послание, которое я им несу.
– Войны, – слабо промолвила она. – Неразумны те, кто ступит в Элдвуд.
– Я должен идти, госпожа Арафель. Я должен. Прошу тебя, – и он начал таять, обнаруживая собственную силу воли.
– Киран, – сказала она и этим призывом удержала его под лучами своего солнца. – Ты непоколебим. Но ты не знаешь цену. Охотница вновь пустится в погоню за тобой. Вернувшись в смертный мир, ты станешь ее жертвой; а она никогда не выпускает своих жертв. Охота не закончена.
– Возможно, – ответил он, побледнев. – Но я поклялся.
– Гордыня, – сказала она. – Пустая гордыня. Каким оружием ты владеешь против таких врагов, чтобы спокойно миновать Элд?
Он оглядел себя – безоружного, незащищенного, и все равно махнул рукой, прощаясь.
– Постой, – промолвила она и, подойдя к старому дубу, сняла с сука один из самоцветов, висевших в окружении других, – бледно‑зеленый, такой же, как был на ее собственной шее, разве что потускневший, ибо его владелец давным‑давно ушел. Он зазвенел ей снами эльфа по имени Лиэслиа, частью его души, такой, какой обладали все ее сородичи. – Возьми его. Ты взял его меч в минуту нужды, но это сослужит тебе лучшую службу. Носи его всегда на шее.
– Что это такое? – спросил он, не беря и оглядывая деревья, увешанные драгоценностями и мечами, сияющими серебром и светом меж листвы. – И что это за место?
– Можно сравнить это с усыпальницей; это ваших рук дело… мои братья, сестры, предки. |