Так снова писал Сольмс, а Екатерина, усмехаясь, прочитывала эти строки и не мешала дипломату посылать такие депеши в Европу.

«Он (Панин. – Прим. авт.) говорит, что не столько личная месть Орловых заставляет действовать против него, сколько необходимость для них и Чернышёвых удалить человека, постоянно противодействующего и порицающего их поведение, человека, который всегда будет противодействовать их замыслам захватить управление империей. Им недостаточно влиять на императрицу, они хотят заполонить и великого князя, и, если возможно, развратить его, подобно тому, как они сделали это с его покойным отцом, и потом властвовать над всем, не смущаясь потрясением основ государства, если таковое последует. Граф Панин уверен только, что здравый смысл в великом князе не поддастся развращению.

Граф Панин противился вступлению императрицы на престол, он же помешал её бракосочетанию с Орловым в 1763 году, как она того хотела. Она стала недоверчива к великому князю вследствие успеха его и увеличивающейся его славы...»

Да, Екатерина понимала, какой соперник по власти растёт под её рукой, и бракосочетанием Павла решила разрубить этот узел навалившихся проблем.

Свадьба была совершена с той пышностью, какая лишь была возможна при дворе.

И хорошо помнила Екатерина, как мудро она поступила: никого не выбранила, но отстранила всех, кто был ей неугоден.

Панину подарила за воспитание Павла девять тысяч крепостных душ, но отставила от него, хотя и сохранила за графом пост члена Иностранной коллегии.

«Очистила дом» – так написала она своему давнему корреспонденту Гримму.

Но сразу после венчания Павла Екатерина столкнулась с той же самой задачей, что была перед ней в 1760 году, – взаимоотношениями свекрови и невестки. Тогда она сама оказалась под рукой капризной, властной и непостоянной Елизаветы и боролась с ней, как могла.

Только теперь в роли свекрови очутилась она, великая Екатерина, а в роли непокорной и настырной, властолюбивой невестки выступила новая немецкая принцесса – Вильгельмина, которой при крещении в православие дали имя Наталья Алексеевна.

«О, это была недюжинная натура», – сама себе признавалась Екатерина. Слишком уж та была недовольна положением своего мужа и слишком уж порицала свою свекровь за разврат при дворе...

Следила за ней Екатерина, все мелочи доносили ей соглядатаи, и вовремя проведала, что созрел заговор.

Юная принцесса Гессен Дармштадтская была более своевольна, чем в своё время Екатерина, её откровенные высказывания уязвляли императрицу, но знала старая свекровь, что время работает на неё, а не на юную нетерпеливую красавицу.

Сколько терпела она сама, Екатерина, известно лишь ей одной – восемнадцать долгих лет ждала благоприятного момента для переворота...

Эта ждать не хотела, ей казалось, что все права на русский престол у Павла бесспорны и Екатерина незаконно заняла его. Ждать и терпеть принцесса ещё не умела.

Много позднее знаменитый драматург, автор «Бригадира» и «Недоросля», так говорил об этом несостоявшемся заговоре:

«Мой покойный отец рассказывал мне, что в 1773 или 1774 году, когда цесаревич Павел достиг совершеннолетия и женился на Дармштадтской принцессе, названной Натальей Алексеевной, граф Н. И. Панин, брат его фельдмаршал П. И. Панин, княгиня Е. Р. Дашкова, князь Н. В. Репнин, кто то из архиереев, чуть ли не митрополит Гавриил, многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без права Екатерину II и вместо неё возвести совершеннолетнего её сына. Павел Петрович знал об этом, согласился принять предложенную ему Паниным конституцию, утвердил её своей подписью и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного государственного закона, ограничивающего самодержавие».