– Конечно,– ответил мелодичный голос.– Эту битву ни один эльф или человек, верный Аталантару, не должен пропустить... И нам надо быть настороже все время, на случай если среди рыцарей окажутся еще предатели.

– Согласен, – рассудительно сказал Эльминстер. – Я не думал об этом. Хорошо, что ты сказал. Я пошел.

Взмахнув рукой, он исчез.

Два эльфа вышли из деревьев, чтобы убедиться, что костер, на котором рыцари жарили мясо, правильно затушен. Посмотрев на юг, Руваэн покачал головой и поднялся на ноги.

– Какие они все поспешные, – сказал другой эльф, тоже покачав головой. – Нет ничего хорошего в такой спешке.

– Совсем ничего, – согласился Руваэн, – но именно они, со своей горячностью и непомерным размножением, будут править этим миром до скончания наших дней.

– Интересно, во что тогда превратятся королевства? – мрачно спросил другой эльф, глядя в ту сторону, где исчезли люди.

* * * * *

Через восемь дней в золотом свете заходящего солнца на ветвях низкорослого дерева у самой стены Хастарла появились две вороны. На миг ветви прогнулись под их тяжестью и вдруг выпрямились, свободные. Два паука сбежали по шероховатому стволу дерева и через трещину в стене забрались в нужную им таверну.

Этот винный погребок на самой окраине города днем всегда был немноголюдным, и хорошо, потому что оба паука пробрались в затхлый угол, разошлись на приличное расстояние... и вот уже там стояли лицом друг к другу две полные низенькие старушки с лицами испещренными оспинками. Они оглядели друг друга – убранные в узел седые волосы, обветшалая одежда, мешковатые полные тела – и, не сговариваясь, подняли руки, чтобы почесаться.

– Ну надо же, ты самая красивая красавица, моя дорогая, – дрожащим голосом насмешливо произнес Эльминстер.

Мириала потрепала его по щеке и хихикнула:

– Ой, это самое приятное, что можно услышать от тебя, дорогуша.

Они неторопливо поковыляли вдоль винного погреба, направляясь к лестнице, ведущей в конюшню.

* * * * *

Селдинор Стормклоук сидел у себя в кабинете. Вокруг него на полках стояли толстые книги. У Селдинора был хмурый вид. Уже два дня, как он волшебным образом пытался пересадить потрескавшиеся порванные губы человеческой женщины еще неоконченному голему, стоявшему перед ним. Губы – это все, что осталось от последней девушки, которую он приказал схватить и доставить для своих развлечений. Он мог заставить их срастись с фиолетово-серой отекшей плотью вокруг дыры, куда он поместит зубы, да, это он мог... Проблема заключалась в том, как заставить их снова двигаться должным образом, но по его воле. Почему у него не получается то, что столь успешно получалось всегда? Что она прокляла?

Вздохнув, Селдинор убрал ноги со стола и вскочил с кресла. А если трясучее заклинание обрушить так, словно он пронзает молнией? Ну что ж, можно попробовать. Вскинув руки, он начал с уверенностью долгой практики произносить сложные сочетания звуков.

Вспыхнуло сияние. Чародей подался вперед, чтобы посмотреть, как губы прилепились к сырой жилистой плоти головы без лица. Селдинор скупо усмехнулся, вспоминая последний раз, когда он видел этот трепет... Девушка умоляла пощадить ее жизнь...

Он обрушил свое особенное заклинание, то самое, наделившее голема разумом его близкой подруги, которой он отрубил руки и ноги, приготовив ее таким образом прошлой ночью. Подвешенная в клетке, она мгновение беспомощно смотрела на него в немом ужасе, и, когда заклинание забрало ее разум, свет померк в ее глазах. Теперь, если он все сделал правильно, то наконец-то...

Губы шевельнулись на пустом по другой причине лице, сложились в улыбку, на которую восторженно ответил Селдинор, и выдохнули:

– Хозяин!

С ликующим видом стоял Селдинор перед големом.