- Сейчас здесь осталась только охрана в караульной.
- Так покажите, как туда добраться. Мы с этим придурком говорим на разных языках.
Охранник дал указания Манфреду, которому не пришлось притворяться, что он зол на своего "хозяина".
- Ты не слишком ли переусердствовал?
- Если бы ты знал, как мой брат обращался с прислугой... Это я еще изображаю его в лучшие дни.
Автомобиль Манфреда проехал мимо огороженной территории. С другой стороны они увидели группу заключенных, бегающих кругами вокруг столба, их правые ноги соединялись веревками. Когда падал один, то за ним летели на землю по меньшей мере четверо или пятеро.
- Встать, собаки! Будете этим заниматься, пока не сделаете десять кругов, не споткнувшись! - орал охранник, наблюдающий за этой сценой.
- Не похоже на домашний очаг, - сказал Манфред.
Машина остановилась там, куда указал солдат у ворот, напротив низкого белого здания. У его двери, освещенной несколькими фонарями, стояли в карауле еще два солдата. Когда Манфред затормозил, Пауль дернул за ручку двери.
- Что ты делаешь? - прошептал Манфред. - Это я должен открыть тебе дверцу!
Пауль успел вовремя остановиться. Головная боль и дезориентация в последние минуты лишь усилились, и он с трудом мог ясно мыслить. Его охватил страх перед тем, что вот-вот произойдет. Мгновение он боролся с искушением приказать Манфреду развернуться и как можно скорее проехать несколько километров.
Нет, я не могу так поступить с Алисой. Ни с Юлианом, ни с самим собой. Я должен войти... будь что будет.
Дверь машины открылась. Пауль поставил ногу на бетонную поверхность и высунул голову. Два солдата тут же вытянулись по струнке и подняли руки в приветствии. Пауль вышел из мерседеса и повторил их жест.
- Вольно, - сказал он, переступая порог.
Внутри караульная выглядела простой маленькой комнатой, похожей на обычную контору, с тремя или четырьмя идеально аккуратными письменными столами, на каждом из которых красовался миниатюрный нацистский флажок, и портретом фюрера на стене - единственным украшением помещения. Возле двери стоял длинный стол, выполнявший, очевидно, роль регистрационной стойки, за которым скучал служащий с кислой физиономией. Увидев входящего Пауля, он тут же приосанился.
- Хайль Гитлер!
- Хайль Гитлер! - ответил Пауль, осматриваясь. В глубине помещения имелось оконце, похоже, выходящее в комнату отдыха. Через стекло он разглядел десяток солдат, играющих в карты посреди облака дыма.
- Добрый вечер, герр оберштурмфюрер, - сказал служащий. - Чем могу быть полезен в столь поздний час?
- Вы можете оказаться полезным, если пошевелитесь. Я должен увезти в Мюнхен одну заключенную для... для допроса с пристрастием.
- Разумеется. Как ее имя?
- Алиса Танненбаум.
- А, ее привезли вчера. У нас не так много женщин, не больше полусотни, знаете ли. Как жаль, что вы ее забираете. Она - одна из немногих, которые выглядят... сносно, - произнес он с похотливой ухмылкой.
- Хотите сказать, для еврейки?
Услышав эти слова, человек за стойкой нервно сглотнул.
- Разумеется. Для еврейки. Конечно же.
- Разумеется. Так чего же вы ждете? Приведите ее!
- Сию минуту. Могу я взглянуть на приказ о переводе?
Держащий руки за спиной Пауль с силой сжал кулаки. Он приготовил ответ на этот вопрос. Сейчас возникнет небольшой спор. Если всё получится, они вытащат Алису, сядут в машину и уедут из страны, свободные, как ветер. В противном случае последует телефонный звонок, возможно, и не один. И меньше чем через полчаса они с Манфредом станут почетными гостями лагеря, только совсем в другой одежде.
- Послушайте...
- Фабер. Густав Фабер.
- Послушайте, Фабер. Еще час назад я кувыркался в постели с красоткой из Франкфурта, за которой ухлестывал несколько дней. Несколько дней! И тут внезапно звонит телефон, и знаете, кто говорит?
- Нет. |