— Ты жрать-то пойдешь? — осведомился я.

— Ты знаешь… надо бы закончить лозунг. Хочу сегодня уже чтобы было готово… — Арни будто оправдывался. — Может, ты на меня в столовке возьмешь?

— Ладно, возьму, какой разговор…

Арни стал быстро работать кисточкой. Я даже залюбовался — до того ловко это у него получалось. Остренькое очкастое лицо, бледное, с голубыми внимательными глазами, склонилось над бумагой. Белесые волосы торчком. Кисточка крепко сжата в длинных, ловких пальцах, костистая, с синеватыми прожилками, рука движется легко, будто играючи. Посмотрел я на эту бледную Арниевскую кисть, и отчего-то сердце дрогнуло… глупо. Но так я всегда относился к Арни. Арни, братишка, друг, ближе даже, чем брат родной. Такой беззащитный, слабый… Арни закашлялся, будто подтверждая мою мысль. Кашлял он всегда, сколько я его помнил.

— Слушай, Ланc, и Таро тоже возьми порцию… он задержится сегодня, в обед говорил.

— Конечно, обязательно, — произнес я. Посмотрел еще на тонкую до синевы пацанью руку Арни, выводящую буквы. И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

И надо же такому случиться — прямо в коридоре напоролся на Зайнека. Зай-зая нашего. Тот поднял свои знаменитые брови. Был бы красавец-мужчина — могуч, силен, каштановые волосы вьются, лицо правильное — но вот эти брови мощные, мохнатые прямо-таки жуткое впечатление производят, и красивое лицо Зай-зая ну очень сильно портят. А вообще-то о его внешности как-то не думаешь… Обычно когда с ним сталкиваешься, первым делом теряешь дар речи. И соображения тоже.

Итак, Зай-зай поднял свои кустистые брови, уставившись на меня.

— Двести восемнадцатый? Куда идешь? Почему в таком виде?

— Отбывал административное наказание на строительстве нового корпуса! — отрапортовал я машинально. — Иду в столовую на ужин.

— Это понятно, — брезгливо сказал Зай-зай. — Непонятно, что ты делаешь в служебном помещении… Ага… — он разглядел за стеклянной дверью Арни. Лицо Зая изменилось. — Ну что ж. Теперь я понимаю… Так, двести восемнадцатый. Хорошо, что я тебя встретил. Сегодня после политчаса зайдешь ко мне в кабинет. Не позднее девяти пятнадцати.

— Слушаюсь, — повторил я. Зай-зай фыркнул («как лошадь» — говорила Пати, и в самом деле было похоже) и двинулся по коридору дальше.

А я пошел на ужин.

В подавленном настроении — ибо ничего хорошего посещение кабинета Зай-зая принести человеку не может.

Вины особой я за собой не знал. Правда, недавно мы лазили в администрацию за сенсаром, так это же все делают. Но все равно — кто-нибудь мог заметить, накапать. У нас это быстро. Но вообще-то Зай-зая это не касается. Если бы, то меня вызвал бы начальник квартала Лобус, его это компетенция. Зай-зай этим заниматься не должен. Он у нас все-таки воспитатель, служитель Цхарна.

Я побрел к столовой, размышляя об отношении Зай-зая ко мне. К нам, точнее.

Зай-зай у нас совсем недавно, с тех пор, как прежний старвос пошел на повышение. И сразу заметил нашу компанию. И недобрым глазом заметил.

Гомосексуализм нам еще прежний старвос пытался пришить. Даже, как выяснилось, видеокамеру в нашу комнату установил. Зай-зай, видимо, от него знал, что голубизной у нас и не пахнет… тем более, всем известно, что Таро каждый год влюбляется в какую-нибудь из девчонок, и совсем недавно после бурного романа Лилла дала ему от ворот поворот, а у меня… ну в общем, уже есть какие-то отношения с Пати. Арни же девчонки просто всерьез не принимают (и дуры, между прочим!) Зай-зай не пытался нас в чем-нибудь таком обвинить, но наша компания ему активно не нравилась. Сначала он к нам подселил известного стукача по кличке Котик.