Я начинаю новую войну. Да, мои бывшие товарищи гибнут. Но они знали, на что шли. Я становлюсь настоящим королем Анзоры. Не Лервены — всей Анзоры. Цхарн поможет. Это сейчас, в нынешнем неустойчивом положении, нетрудно. Я вдруг понял, что не дышу. Уже минуту, наверное. Я поспешно и глубоко вдохнул.

Нам даже не обязательно их убивать. Кто-то из них согласится служить Цхарну. Остальных мы можем просто выслать… на Квирин отправить, пусть живут.

Я стану настоящим королем! Цхарн поможет мне. Я обрету его дальновидность, его прозорливость, его способности. Я не повторю ошибок бездарных прежних правительств. Я сделаю народ счастливым. Свой народ!

Ведь я лервенец, я плоть от плоти этого народа, этих серых камней, этих угрюмых сосен и скал. Я люблю Лервену больше жизни. Да, она не так красива, как Квирин, ну и что, какое это имеет значение… Лервена — мое сердце, мое счастье. Как я мог покинуть ее, предать?

— Будь моим воином, Ландзо, — сказал Цхарн просто. Я почувствовал, как в сердце моем зарождается тихий, звенящий восторг. Коснулся ладонью дессора. О царственный Цхарн!

— Я вознагражу тебя!

Откуда это всплыло? О чем я думаю сейчас? Мне всего-то и надо — произнести одно слово: ДА. А я почему-то думаю об искусстве. Может быть, оно и пошлое, и любительское, все это квиринское искусство. И энтузиазм пошлый. Только вот есть вещи, которые ну никак не могут быть пошлыми. Смерть. Боль. Рождение. Все это настоящее. Может, они ошибались… они все ошибались — Арни, Таро, Герт, Валтэн, Чен… все это произошло по ошибке. Ну, в конце концов, и я могу ошибиться. Ведь я же просто человек. Обычный, не сверх-, не сагон. Лучше ошибиться, но остаться с ними. Чем знать истину в одиночку.

Мне к державности, доблести, святости не дано добавить ни йоты…

Мне б в ночное. Коней на лугах пасти…

Нет, уже не могу. Пусть отныне вся моя жизнь будет разрушена, сломана, пусть я тысячу раз пожалею об этом, не могу я быть твоим воином, Цхарн. Не способен. Слишком слаб.

Движением пальца я активировал встроенные бластеры.

— Прощай, — прошептал я и выстрелил. Цхарн не двинулся с места. Не двинулся, хотя мог бы, наверное, отреагировать… Не знаю. Может — потом я так думал — борьба со мной слишком уж много отняла его душевных сил. Я разрезал его грудь лучом, полоснул по горлу. Отвернулся от бессильно обмякшего тела. Запахло паленой плотью. Ненавижу эту вонь…

Цхарн, сагон-риггер Третьего Круга, повелитель Анзоры, надолго прекратил свое земное существование.

Я лежу на теплом песке, и слышу накатывающий медленный шум прибоя. Я устал. Пальцы лениво перебирают песчинки, нежным легчайшим шелком струйки песка касаются кожи. Солнце печет мою спину. Пахнет морем, йодом и солью, и никого здесь нет, кроме чаек и Горма, развалившегося в тени, моей рабочей собаки. И ничего не слышно, кроме мерного плеска набегающей волны, да резких вскриков прибрежных чаек.

Стиснув зубы, я закончил акцию на Анзоре. После этого долго жил в санатории. Теперь мне уже легче. Иногда кажется, что все вокруг так бессмысленно и серо, и не хочется жить. Иногда я начинаю сомневаться во всем, даже в своем собственном существовании, и уж тем более — в своей правоте. Но теперь мне становится легче, это страшное состояние возвращается реже, и говорят, со временем пройдет совсем.

Сейчас мне кажется величайшим чудом то, что я жив, не сошел с ума, даже не ранен, что я вот так спокойно могу лежать на теплом песке Коринтского пляжа, ни о чем не думая, просто пью эту тишину, и этот покой. И я знаю, Кого мне благодарить за эту радость.

Я знаю, что рано или поздно мне снова придется идти на войну. И так будет всю жизнь. И с этим ничего сделать нельзя — но я знаю, что это правильно, и иначе не может быть для меня.