– И значит, – подсказал страж порядка. – Значит...

– Получается, ты мог это сделать лишь с одной целью. Выходит, ты не блефовал, когда говорил мне о задании. Я угадал?

– Возможно. Я поморщился.

Ну что это в самом деле за детские игры? За кого он меня принимает?

– Хорошо, – промолвил страж порядка. – Ты все рассчитал верно. Мы могли доставить тебя в наш сон только таким образом. И потратились, весьма... Надеюсь, ты это оценишь и будешь посговорчивее.

– Насчет потратились, – промолвил я. – Думаю, тут уместно другое слово. Разорились. Нет? Не возражаешь?

Клинт Иствуд пожал плечами.

– Возможно, ты и прав. Я не приглядываю за нашей казной.

– Разорились, разорились, – напирал я. – И это значит, что я вдруг с каких‑то фиников стал для вас очень ценен. Я правильно угадал?

– Возможно.

– А раз так, раз я представляю для вас такую ценность, то, может быть, стоит проявить в отношении меня элементарную вежливость? Я бы, например, сейчас не отказался от чашечки кофе. Это здорово улучшит мое самочувствие.

– Самочувствие, говоришь? А улучшит его новость, что, если мы не столкуемся, тебе придется не только понести наказание за совершенное в нашем сне преступление, но и отработать потраченные на твою поимку деньги?

Я понюхал воздух.

Да, на запахах они экономили, это точно. А ведь в тюремных запахах – половина очарования мест лишения свободы. Привыкается к ним в один момент, но Даже после того, как ты перестаешь их замечать, они все равно продолжают делать свою работу, продолжают тебе напоминать, что ты находишься не у тещи на блинах.

– А птица‑лоцман вранье? – спросил я.

– Нет, – мрачно сказал страж порядка. – Чистейшая правда. Она есть и, если ты столкуешься с касиком, станет твоей.

Я удивился:

– Тогда в чем дело? Мы столкуемся. Как ты помнишь, я отказывался поговорить о предложении вашего касика лишь потому, что не верил в существование птички. Если она и в самом деле может стать моей, то я готов... – тут мое благоразумие, вовремя проснувшись, предостерегающе погрозило мне пальцем, и я осекся, – хм... обсудить ваше предложение прямо сейчас. И если оно мне покажется стоящим...

– Вот этого я и добивался, – мрачно улыбнулся страж порядка. – Кажется, теперь ты готов ко встрече с касиком. Мы идем к нему.

– Кофе, – напомнил я. – Сначала я должен выпить кофе. Иначе не сделаю ни шагу.

– Кофе! – гаркнул Клинт Иствуд.

Дверь камеры распахнулась, и появился пожилой; служка с подносом в руках. На нем был фартук и тростниковые сандалии. Узор, украшавший фартук, был, возможно, некогда красив, а теперь время и недостаток внимания к нему со стороны посетителей сделали свое дело, оставив от него лишь контур. Судя по всему, рисунок этот изображал, как некто собакоголовый пытался утащить у существа с телом коровы и змеиной шеей некий округлый предмет.

Я попытался прикинуть, как можно понять смысл этого рисунка, но меня тут же вывел из задумчивости рык стража порядка.

– Лакай свой кофе. Помни: у нас мало времени.

Я кротко улыбнулся.

Все верно. Страж порядка не должность, а состояние души. И между прочим, с этим человеком я вчера провел неплохой вечер. Мы славно наклюкались, мы даже поведали друг другу грустные истории своей жизни, и вот тебе, наутро – «Лакай». М‑да... состояние души. Именно оно.

Я взял с подноса служки чашечку кофе, сделал осторожный глоток и удовлетворенно прищелкнул языком.

Кофе был неплох, совсем неплох для такого занюханного сна.

И все же, что это за задание, ради которого мне оказывают такие почести? Вон и кофе даже подали неплохой. Скрипнули зубами, но подали.

Ох, не к добру это, совсем не к добру.