– А за что же еще? Мы выпили.

Водка и в самом деле была не лучшего качества. Закуска действительно оказалась колбасой, вареной, образца доперестроечных времен. Впрочем, сейчас это не имело большого значения.

– Значит, думаешь найти дорогу в свой мир самостоятельно, – уточнил страж порядка.

– Да, – сказал я. – Самостоятельно.

– И прямые дороги не для тебя?

– Прямая дорога, как правило, ведет в трясину. Особенно если кто‑то посторонний настойчиво пытается тебя уговорить по ней пройти.

– И ты, значит, прямых дорог не любишь? Прежде чем ответить, я взял паузу и прислушался к тому, как по моим жилам бежит жидкое тепло, к тому, что водица, принесшая утешение немалому количеству людей и в конце концов всех их сгубившая, делает с моим телом.

А еще я услышал, как мимо беседки пробежал какой‑то обитатель этого сна. Он вопил:

– Посетитель кидается голландским сыром. Высшего качества! Все сюда!

И другой голос, чуть подальше:

– Что ты кричишь? Сейчас все как сбегутся...

– Да его много! Хватит на всех и еще останется.

– Правда? Где это, где?

– За мной. Покажу.

Ну вот, у кого‑то на улице праздник. Сейчас все обитатели этого сна запасутся сыром. Его можно будет съесть, его можно будет отложить, и поскольку он произведен посетителем, излишки можно даже продать в соседние сны. За хорошую цену.

– Скажем так, – сообщил я. – Я не доверяю прямым дорогам. Имею для этого основания.

Страж порядка кивнул.

– Твое право. И плюс к этому ты мне не веришь. ‑Ас чего бы это я должен был тебе верить? И вообще, почему ты должен мне говорить правду?

– Ты нам подходишь. У нас есть для тебя задание.

– Что во мне такого уж необычного? – спросил я снова наполняя стаканчики.

– Есть, – уклончиво сообщил Клинт Иствуд, – некое свойство, отличающее тебя от многих и многих других обитателей снов.

– Надеюсь, не ум и душевная красота?

– Нет, – улыбнулся мой собеседник. – Не это.

– А что?

Вместо ответа он вытащил из кармана птичье перо и протянул его мне,

– Вот, посмотри. Думаю, ты сумеешь определить, кому оно принадлежит.

Он мог его мне не давать. Достаточно было одного взгляда, даже если оно находилось в чужих руках, даже при свете камня‑светлячка. Тонкую, радужную ауру, возникающую вокруг каждого пера птицы‑лоцмана после того, как оно расстанется со своей хозяйкой, подделать было невозможно. Но Клинт Иствуд все же дал его мне в руки, и я знал, для чего он это делает.

Один из торговых приемчиков. Покупатель должен ощутить товар, поверить в его реальное существование, на несколько секунд почувствовать иллюзию обладания им. Тут главное – не передержать, не дать клиенту насытиться этим ощущением.

– Нуда, – сказал я. – Это оно, перо птицы‑лоцмана. Что дальше?

Оно было совсем невесомым. И очень мягким.

– Теперь ты веришь, что у нас есть для тебя птица‑лоцман? – спросил страж порядка.

– Теперь я верю, что у тебя есть перо птицы‑лоцмана, – отчеканил я. – Не более.

– Ого?

– А что ты ожидал? – спросил я, протягивая ему стаканчик. – Что я зажмурю глаза и пойду с тобой, словно барашек на веревочке, на заклание?

– Значит, не веришь даже теперь? – спросил он.

– Нет. И кажется, я просил тебя не делать попыток заманить меня в свой сон. Я в него не вернусь ни при каких условиях. Дошло?

Клинт Иствуд принял у меня стаканчик и сказал:

– Хорошо, более действительно не буду. Твое здоровье?

Мы выпили, и пошел самый обычный разговор двух кое‑что знающих о жизни и слегка подпивших мужиков, испытывающих друг к другу некоторое уважение.