Первым свидетелем был мужчина, который в ночь убийства Мэри Макколл был на балу. Он был одним из длинной череды свидетельствующих о том, что о враждебных отношениях мисс Макколл и мистера Стивена Фэрфакса знало полгорода.

Гаррик не подверг перекрестному допросу ни одного из свидетелей, что, на взгляд Эммы, было большим упущением — но ее мнения, конечно, никто не спрашивал.

В зале становилось все жарче, запахи и звуки становились для нее все невыносимее; лихорадочные движения веера не приносили облегчения. Вдруг вокруг нее все потемнело, и Эмма в панике вскочила на ноги, пытаясь выбежать на свежий воздух.

Странно, что она еще все ясно слышала, хотя ничего не видела. Среди зрителей поднялся шум, потом скрип стульев по вощеному деревянному полу.

— Эмма.

Она услышала, как Стивен произносил ее имя, и пыталась пробиться к нему сквозь поглотившую ее тьму. Ужасный острый запах аммония заставил ее в тревоге и изумлении распахнуть глаза.

Стивен сверху улыбался ей и, передав флакон с нюхательной солью женщине, находившейся рядом, нежно отвел медные пряди от ее лица.

Она ужаснулась, обнаружив, что лежит ничком в проходе, сознавая, что устроила сцену, которую члены жюри, возможно, могут посчитать спланированной заранее. Она попыталась извиниться, но Стивен приложил пальцы к ее губам и покачал головой, потом помог ей встать.

Сайрус сразу же оказался рядом с ней, поддерживая ее.

— Я присмотрю, чтобы она благополучно добралась до дома, — тихо успокоил он Стивена.

Эмма запротестовала, не Стивен покачал головой, и Сайрус твердо повел ее по проходу к двери. Эмма чувствовала на себе любопытные взгляды и гордо вздернула подбородок.

Несмотря на всю ее яростную гордость, она бы не прошла по коридору и не спустилась по мраморным ступеням, если бы не Сайрус.

По его сигналу один из экипажей Фэрхевена подкатил к обочине. Сайрус бережно подсадил Эмму.

— Как только приедешь домой, — мягко велел он, — ложись и положи себе что-нибудь под ноги.

Эмма на миг сжала его руку, радуясь, что Сайрус намерен остаться и поддерживать мужа.

— Завтра я приеду, — сказала она, отчаянно желая верить своим словам.

Сайрус кивнул, и она увидела сочувствие на его лице. Он поговорил с кучером, и экипаж тронулся.

Эмма сидела, вцепившись в края кожаного сиденья, и молилась, чтобы тяжело не заболеть. В животе все переворачивалось, в голове шумело, и кромешная мгла, поглотившая ее раньше, снова собиралась накрыть ее.

Когда они добрались до Фэрхевена, Джубал выбежала навстречу.

— Я знала, что вам не следовало ехать на этот суд, — суетилась Джубал. — Я пыталась сказать об этом мистеру Стивену. Вы носите ребенка, вам нельзя шататься по всему приходу…

Эмма улыбнулась бы, если бы ее мужа не обвиняли в убийстве, которого он не совершал. А так она просто позволила Джубал болтать.

Она в нижнем белье легла в постель, под ноги положили подушки, на голову холодный компресс. Незаметно она уснула.

Внезапно она открыла глаза и увидела, что в ногах кровати стоит Макон, разглядывая ее с широкой ухмылкой, двумя пальцами держа палец на ее ноге.

Потрясенная, она отодвинулась к спинке кровати, словно ища защиты. Кольт Стивена лежал в ящике тумбочки на его стороне кровати.

— Что ты здесь делаешь? — сердито проговорила она.

Макон обвел глазами ее роскошную фигуру, помятое во сне белье из тончайшего батиста и улыбнулся.

— Можно сказать, что я пришел восхититься добычей. Эмма, дорогая, все скоро кончится. Дела Стивена плохи. Ты подаришь мне прекрасных рыжеволосых сыновей. Конечно, я не смогу держать тебя здесь, в Фэрхевене — это было бы неприлично. Нам придется найти для тебя дом в городе.