— Гнев, — сказал тот с набитой грибами и змеятиной пастью. — Я даже сказал бы, праведный гнев.

— И что со всем этим делать? Я не хочу такой жизни, этого мира, этого мерзкого тела. Неужели кому-то мало того, что меня убили? За что мне этот суперприз? За то, что я заступился за этих жалких чмошников? За это?

— Брат, остынь, в конце концов, ты жив. Наслаждайся. Когда ты родился в первый раз, ты тоже не просил об этом, и тот мир, прямо скажем, совсем не идеален.

— Меня устраивал! Мне было всего восемнадцать, черт побери! Я даже не успел переспать с Кити.

— Бедняга. Я в том мире вообще ничего не успел, поэтому надеюсь повеселиться здесь.

— Так ты тоже не абориген?

— Нет, но я знаток здешних мест. Так уж вышло, брат, что я все знаю про этот дивный мир.

— И давно ты здесь?

— Понятия не имею. Видишь ли, время тут еще более относительно, чем в Реале. Оно то застывает, как смола, то несется, как скорый поезд, то вообще исчезает на время. Время исчезло на время. Ха-ха. Каламбур. Так что я здесь достаточно долго. Достаточно… для того, чтобы помочь тебе адаптироваться.

— Я не хочу здесь адаптироваться! Больше всего на свете я хочу проснуться в своей кровати.

— Поэтому, просыпаясь каждое утро в своей кровати, надо испытывать бурный восторг от происходящего. Пойдем, брат, найдем тебе новую постель. Эмо теперь твой мир и твоя жизнь, и советую принять это как должное и не гневить Создателя.

— Да плевал я на вашего Создателя.

— Да ты крут, чувак! Пойдем-ка прогуляемся, полюбуемся эмо-видами.

ГЛАВА 4

Клоун ада

Они шли уже почти целый час, а может быть, пять минут, которые тянулись как целый час. Эгор молчал и зыркал по сторонам единственным глазом. Его длинные ноги все увереннее шли за ни на секунду не прекращавшим трещать красным клоуном.

«Лаптя не хватает, — горько подумал Эгор, — Пузырь и Соломинка присутствуют». И тут же удивился своей способности к самоиронии в такой неимоверной ситуации, удивился способности удивляться, удивился, что уже не удивляется вырастающим ежесекундно у него под ногами грибам удивления. И понял, что совершенно ушел в себя и уже давно не слушает толстого болтуна. Они шли по пустой широкой улице с черной мостовой, по которой стелился розовый туман, а по бокам высились невысокие, этажа в три, пустые, на вид облупившиеся дома, сложенные из розового и черного кирпича, с черными оконными проемами незастекленных окон. И ни одной живой души вокруг.

«Если это не сон и не глюк, то это самый скучный мир из тех, что стоило придумать», — думал Эгор.

— Эй, брат, ты что, меня не слушаешь? Так-то ты ценишь дружескую беседу? Тебе что, мой анекдот не понравился?

— Анекдот?

— Да, мой любимый, про кудесника.

— Я немного отключился, эта розово-черная гамма меня бесит и усыпляет одновременно. Прости, может, повторишь?

— Только для тебя, хотя ты не Толька, а Эгор. Смешно?

— Это и есть твой любимый анекдот?

— Нет, это прелюдия. Любишь прелюдии?

— Ненавижу.