К тому же противоположные оконечности острова разделяет холмистая и сильно пересеченная местность, поэтому судно, стоящее на якоре в одной стороне, нельзя увидеть с другой. Остров не настолько уж мал — довольно многочисленная компания может целыми сутками бродить в зарослях по соседству и оставаться незамеченней; и даже ауканья могут быть не услышаны тем, кто предпочитает держаться в стороне от шумного общества. Вот так и Хунилла, которая, совершенно естественно, связывала возможное появление судов только со своей частью острова, до сих пор оставалась в полном неведении относительно нашего появления, если бы не таинственное предчувствие, снизошедшее на нее, как утверждали наши матросы, не без посредничества местного заколдованного воздуха. По крайней мере ответ, данный вдовой на соответствующий вопрос, не сумел их в этом разубедить.

— Как же ты решилась пересечь остров сегодня утром, Хунилла? — спросил капитан.

— Сеньор, что-то пролетело мимо, коснувшись моей щеки, и проникло внутрь.

— О чем ты говоришь, Хунилла?

— Я говорю, что это пришло по воз духу.

Шанс был один из тысячи. Когда Хунилла вскарабкалась на центральную возвышенность, тогда, должно быть, она и увидела наши мачты, тотчас же заметила, что команда уже ставит паруса; возможно, она даже услышала разносимое эхом хоровое пение матросов, выбирающих якорь. Незнакомое судно уходило, а она снова оставалась одна. Со всей поспешностью бросилась она вниз по склону и вскоре потеряла судно из виду, очутившись в прибрежных зарослях. Хунилла продиралась сквозь непролазную чащу, которая, казалось, делала все возможное, чтобы не пропустить ее, пока наконец не выбралась на ту одинокую скалу, от которой до берега оставалось еще сравнительно далеко. Но и теперь, выбившаяся из сил, Хунилла не потеряла мужества. Уже не было времени на то, чтобы спуститься с этой головокружительной площадки; ей пришлось задержаться там, где она стояла, и предпринять последнее, что еще было возможно, — сорвать с головы тюрбан и начать размахивать им над джунглями, чтобы привлечь наше внимание.

Моряки слушали рассказ, затаив дыхание, тесным кольцом окружив Хуниллу и капитана; и, когда наконец раздалась команда изготовить самую ходкую шлюпку, чтобы обогнуть остров и доставить на борт пожитки Хуниллы и черепаховое масло, исполнительность, проявленную экипажем с таким веселым оживлением и печальной покорностью одновременно, мне редко приходилось видеть. Все обошлось без суеты. Якорь давно уже отправили обратно на грунт, и судно спокойно покачивалось на месте.

Хунилла настояла, чтобы самой в качестве лоцмана, услуги которого в данном случае были просто необходимы, сопровождать шлюпку к своему потаенному обиталищу. Подкрепившись тем, что ей приготовил стюард, она отправилась с нами. Даже женам знаменитых адмиралов, путешествующим на баркасах своих мужей, никогда не оказывалось столько молчаливо-почтительного внимания, сколько было проявлено командой нашей шлюпки по отношению к бедной Хунилле.

Обогнув множество стекловидных мысов и утесов, часа через два мы прорвались сквозь злополучный риф, проскочили в секретную бухточку и, скользнув взглядами вверх, вдоль зеленой зубчатой стены, увидели одинокое жилище.

Оно прилепилось к подножию утеса, угрожающе нависавшего над ним; с обеих сторон к домику подступали густые заросли, а его фасад был наполовину скрыт от наших глаз площадками грубой естественной лестницы, карабкающейся почти отвесно вверх от самой воды. Построенная из тростника, хижина была покрыта пучками длинной травы, пораженной милдью.