Там он погрузил в грузовик припасы – никто не интересовался его намерениями, даже Плетнев, слегка озадаченно наблюдавший за ним.
«Они будут рады от меня избавиться, – подумал Мирский. – Они смогут продолжать интриги и жестокости. Политический триумвират вернется, чтобы занять свои места. Я все время был препятствием для них…»
Последним его долгом было написать записку Гарабедяну.
«Виктор!
Три замполита скоро вернутся. Они появятся в библиотеке третьей камеры в течение ближайших сорока часов. Если хотите, можете считать их своим руководством; я больше не стану вам мешать.
Павел».
Он оставил записку в конверте в палатке Гарабедяна.
Мирский вел грузовик через лес, направляясь к до сих пор не исследованной точке на стовосьмидесятом градусе. Здесь он будет один. Можно построить плот и отправиться по неглубокому озеру к поросшему деревьями острову или просто исследовать густые леса, виднеющиеся километрах в пятидесяти отсюда.
И он сможет решить, что делать дальше.
Он не думал, что когда‑либо вернется.
Глава 57
Внутренность корабля, заполненного привилегированными гражданами и высокопоставленными сановниками, отличалась еще более свободными формами, чем корабль Ольми. Цвет поверхностей варьировался от жемчужного до серого, и казалось, нигде не было никаких граней или углов – лишь одна обширная длинная кабина, окружающая цилиндр трехметровой ширины, через который проходил поток и где находились реактивные двигатели. Существа самых разнообразных форм перемещались с места на место, обмениваясь пиктограммами или беседуя по‑английски и по‑китайски. Некоторые потягивали напитки из свободно плавающих шаров с жидкостью, которым каким‑то образом удавалось не сталкиваться со случайно оказавшимися рядом людьми. Сосуды с изяществом огибали препятствия, словно обладали разумом.
Лэньер с трудом смог разобраться, как маневрировать с помощью силовых полей. Фарли это удавалось несколько лучше – она была прирожденной гимнасткой, что вызывало у Гарри некоторую досаду. Он направил все свои усилия на то, чтобы овладеть этим искусством.
– Это восхитительно, – призналась Карен, медленно вращаясь рядом с ним, потом протянула руку и затормозила, коснувшись мягко светящегося фиолетовым силового поля.
Хайнеман и Кэрролсон поддерживали друг друга среди гомоморфов и неоморфов, напряженно улыбаясь, кивая и надеясь, что – как сказал Ольми – здесь практически невозможно совершить что‑либо неприемлемое с точки зрения общества. Что бы они ни сделали, какую бы ошибку ни совершили, это должно казаться лишь забавным. В конце концов, они – «диковины».
Патриция пыталась сосредоточиться, сжимая в руках сумку, с электронным блокнотом, процессором и мультиметром. Однако ей никак не удавалось остаться незамеченной.
Сули Рам Кикура подплыла к Патриции и прервала быстрый поток пиктограмм человека с черной блестящей кожей. Тот несколькими простыми пиктограммами извинился за свое предположение, что Патриция знакома с графоречью высокого уровня. Затем на весьма приличном английском – несомненно, изученном скоростным методом за несколько минут до посадки на корабль – он включился в сложную дискуссию на тему древней земной экономики. Кикура удалилась, чтобы сгладить другую неловкость: Лэньера, хотя и медленно, но явно затягивало в промежуток между двумя стройными симпатичными дамами. Дамы были одеты в облегающие трико, а между их руками и ногами была натянута легкая полупрозрачная ткань. Они напоминали фантастических золотых рыбок; и Гарии, и Карен вряд ли могли что‑либо совершить, что‑либо обескураживающее их.
Патриция несколько минут слушала рассуждения чернокожего, потом сказала:
– Я в этом совершенно не разбираюсь. Моя специальность – физика. |