Для нее его вопросы относились к мертвым знаниям, будучи столь же бессмысленными, как вопрос о том, сколько ангелов может поместиться на кончике иглы.

Ожидая, когда до них дойдут новости об окончательном решении, Мирский и Родженский плавали в нескольких метрах друг от друга среди зелени. Переплетение светящихся змей освещало обширную трехмерную поляну вокруг их жилищ, отбрасывая на них тень листьев.

Мирский внимательно разглядывал молодого ефрейтора, отмечая румянец на его щеках, восхищенную улыбку, радостный взгляд. «Будущее для него как наркотик», – подумал Мирский. Было ли оно таким же и для него самого?

– Я так мало понимаю, – признался Родженский, подтягиваясь по ветке ближе к Мирскому. – Но я чувствую, что смогу понять – и они так хотят нам помочь! Мы им кажемся странными – вам не кажется? Но они рады нам!

– Мы для них нечто новое, – согласился Мирский. Он не хотел делиться с ефрейтором своими опасениями. Его сердце каждый раз начинало биться быстрее, когда он думал о том, что им предстояло.

К ним подплыла женщина‑гомоморф, прикрепленная к мрачному американцу.

– Меня беспокоит ваш друг, – сказала она. – Мы думаем о том, как вернуть его к вашим людям… Он не согласится, но я полагаю, что он принял неверное решение.

– Дайте ему время, – посоветовал Мирский. – Мы все слишком многое оставили позади и все будем очень тосковать по дому. Я поговорю с ним.

– Я тоже, – с энтузиазмом подхватил Родженский.

– Нет, – сказал Мирский, подняв руку. – Только я. Мы беседовали, когда я вел переговоры с американцами, и мы оба согласились на это добровольно.

Родженский смущенно согласился, коротко кивнув.

Мирский постучал по жемчужного цвета полупрозрачной сфере. Изнутри послышался голос Римская, сказавший по‑английски:

– Да? Что?

– Это Павел Мирский.

– Больше никаких разговоров, прошу вас.

– У нас мало времени. Или вы сейчас же возвращаетесь обратно, или подчиняетесь нашему решению.

– Оставьте меня в покое.

– Я могу войти?

Дверь сферы раздвинулась, и Мирский вошел внутрь.

– Они скоро уходят, – начал он. – После старта выбора уже не будет – вы останетесь здесь навсегда.

Римская выглядел ужасно – бледный, с торчащими во все стороны рыжими волосами, с четырехдневной щетиной на лице.

– Я остаюсь, – сказал он. – Я уже решил.

– То же я сказал и вашему куратору.

– Вы говорили от моего имени?

– Нет.

– Какое вам, собственно, дело, воскресший из мертвых? Вас совершенно не волнует та ситуация, что ваши же люди пытались вас убить. Что касается меня, я отказался от… ответственности, лояльности.

– Почему? – спросил Мирский.

– Черт побери, не знаю.

– Может быть, я знаю.

Римская с сомнением посмотрел на него.

– Вы хотите увидеть конечный результат, – объяснил Мирский.

Римская молча смотрел на него, ничего не подтверждая и не отрицая.

– Вы, я, Родженский, может быть, даже эта женщина – мы все плохо приспособлены к жизни. Нам не хватает одной жизни, и мы стремимся дальше. – Он протянул руку. – Я всегда хотел увидеть звезды.

– Вы хотели увидеть звезды и отправились в космос, чтобы воевать! – отрезал Римская. – Мы не знаем, что увидим – и увидим ли вообще что‑нибудь, кроме этого унылого коридора. – Он закрыл лицо руками. – Всю жизнь я был твердолобым упрямцем.