Хоффман удивленно посмотрела на него, не зная, что отвечать.

– Это разумно, – наконец сказала она. – Не знаю, кто кого в большей степени может испортить.

Внутри Камня

От одного конца до другого, по всем семи камерам, темнота и тишина. В первой камере после возобновления вращения собрались облака; в темноте начался дождь.

В скважинах – абсолютная тишина вакуума, и никакой деятельности, кроме пролетавших время от времени маленьких мониторов.

Во второй камере – легкий свист ветра, пока атмосфера восстанавливала свое равновесие. Большая часть окон была разбита, и некоторые здания – включая один мегаблок – рухнули, несмотря на усилия инженеров.

В третьей камере – почти то же самое, хотя ни одно здание не рухнуло. Мерцающее сияние все еще активных иллюзартовых окон в Пушинке‑городе напоминало рой светлячков.

В четвертой камере – затопленные леса и освобожденная вода наконец примирились друг с другом. Комплексы, где раньше жил персонал восточного и западного блоков, были смыты, их обломки унесены в озера или разбиты о деревья возле берега.

Те, кто погиб, вторгшись на Камень или защищая его, продолжали лежать в своих могилах, ничего не видя. Их матрицы уплыли, личности исчезли, Таинства стали еще более таинственными.

Пятая камера – столь же темная и пустая, как глубокая пещера на Земле; слышался лишь вечный шум водопадов и рек.

Шестая камера – единственная, кроме седьмой, все еще освещенная плазменной трубкой, хотя свет ее был неуверенным и неустойчивым.

Плазменная трубка замигала и погасла. Это уже не имело значения. Подготовка была завершена, и лишь мониторы патрулировали просторы Пушинки.

Седьмая камера. Ветер мягко дул со стороны купола, лениво шевеля заросли невысокого леса и ткань покинутой палатки. Часть палатки провисла – там, где упал столбик в момент остановки вращения. Все остальное, как ни удивительно, было почти не повреждено.

Детонаторы терпеливо ждали рядом с зарядами.

Объединенные сектора Аксис Торо и Аксис Евклид были слишком далеко, чтобы их можно было увидеть с этой точки без помощи мощного телескопа. Путь казался пустым, бесконечным, вечным и безмятежным – величайшее, что когда‑либо было создано людьми.

За пределами Пушинки – черный космос, звезды, Луна и несчастная, разрушенная, обожженная, осажденная зимой Земля, где мало кто, если вообще кто‑либо, думал об астероиде или о возможности спасения. Какое могло быть спасение после столь ужасающих бедствий и смерти? История прошла мимо них.

Восстановленные двигатели Бекмана готовились к участию в своем акте драмы, накапливая реактивную массу, чтобы выбросить ее наружу и дематериализовать, превращая в смешанное излучение. Они должны были смягчить удар при отделении и вывести Пушинку на круговую орбиту вокруг Земли на высоте в несколько десятков тысяч километров.

Сектора Аксис Торо и Аксис Евклид начали ускоряться в явно самоубийственном стремлении разбиться о купол седьмой камеры. Внутри них двадцать девять миллионов человек – воплощенных и прочих – занимались различными делами, которыми занимаются люди в ожидании гибели или спасения.

Позади секторов, в полумиллионе километров дальше по Пути, резко замедлялся маленький патрульный кораблик; поток впереди него светился фиолетово‑синим сиянием. Он должен был замедлиться до орбитальной скорости Земли к тому времени, когда последует за связанными секторами, покидающими конец Пути – если он вообще сможет совершить такой подвиг.

Заряды, помещенные в стенах седьмой камеры, синхронизировались.

Захваты Аксис Торо и Аксис Евклида были убраны, и огромные цилиндры двигались на юг к куполу седьмой камеры со скоростью чуть больше сорока тысяч километров в час или одиннадцать километров в секунду.