Уложил основной парашют и запаску, навьючил на себя ранцы, забрался в кабину аэроплана. Десантники тут же принялись сыпать шуточками, пришлось даже напомнить зубоскалам о том, сколь непредсказуема может оказаться траектория полёта пули при стрельбе длинными очередями.
Посмеялись. А там и на взлёт пошли.
Прыгнул нормально – благо за два предыдущих раза успел восстановить полузабытые навыки, – приземлился мягко и не позволил потянуть за собой куполу, вовремя его погасив. Ну а дальше десять километров по жаре и с пулемётом на плече. Лучше б ещё раз с парашютом сиганул, честное слово…
К Эпицентру выдвинулся на мотоцикле во главе колонны – у меня сегодня было обычное дежурство, даром что сопровождал бывших сослуживцев. Пока дожидались команды к отправлению, я посоветовал Василю, Варе и Матвею заранее набрать небольшой потенциал и задействовать технику заземления, и всё одно, когда добрались до девятого витка, вид они имели бледный.
Фома Коромысло, как обычно, расположился в тени кустов на краю поляны, не менее обычно добившись от Звонаря заявления, что ответственность за нарушение регламента тот берёт на себя. Молчун Гриша утащил противотанковое ружьё на стрелковую позицию, и Василь, лицо которого покрывали мелкие бисеринки пота, обеспокоенно спросил:
– Петя, чего это он?
– Так надо, – уклонился я от пояснений. – Да ты не переживай, всё хорошо будет.
И да – у Василя подстройка к Эпицентру прошла чисто и гладко. Семь секунд – и готово; я погасил вплеснувшуюся из него сверхэнергию, а санитары отвели к грузовику, даже колоть ничего не пришлось.
Дальше в центр поляны выдвинулся Матвей Пахота. Двигался он неторопливо и отчасти даже заторможенно, да ещё размеренно пережёвывал что-то вроде сосновой смолы. Громила заранее погрузился в лёгкий транс, и я растерянно повернулся к доценту. Звонарь успокаивающе поднял руку: мол, порядок.
Ну а мне так не казалось. Мне стало не по себе.
Матвей вошёл в резонанс очень легко, как совсем без брызг ныряет с вышки опытный пловец. Десять, пятнадцать, двадцать секунд… Сверхэнергия всё текла в него и текла, не переполняла и не рассеивалась, как у других операторов, уходила будто вода в песок. Санитары переглянулись, старший махнул рукой, привлекая внимание Гриши.
Двадцать пять секунд, тридцать…
Миг спустя Матвей распахнул глаза и хрипло выдохнул:
– Сколько? – Он стоял и слегка покачивался, подобно взявшему рекордный для себя вес тяжелоатлету, только удерживал над головой не пару центнеров стали, а никак не меньше двух мегаджоулей сверхэнергии. – Сколько продержался?
– Тридцать две секунды! – заявил доцент Звонарь. – Свободны, молодой человек!
– Уф-ф-ф… Мастер сказал, чтобы не меньше тридцати…
Фраза осталась незаконченной, Матвей покачнулся и рухнул на спину. Набранная им энергия выплеснулась вся разом, я успел погасить лишь малую её часть – просто прикрылся от выброса, и меня не отшвырнуло назад, кое-как продрался через тугую волну. Санитарам пришлось заботиться о себе самим; тоже справились, конечно, но тряхнуло их неслабо. Будто в отместку они поволокли Матвея к грузовику как мешок с картошкой.
Земля под ногами явственно нагрелась, и я отступил, да ещё доцент окликнул от своего стола:
– Петя, подойди!
Думал, устроит выволочку, но речь зашла о Варе.
– Барышня на грани истерики, – негромко произнёс Макар Демидович, – а у неё и без того самодисциплина не на высоте. Запросто в неконтролируемый резонанс сорваться может. Если что-то пойдёт не так, перекрой на секунду входящий поток, дальше она сама в обморок хлопнется. Этой технике, надеюсь, обучен?
– Да. |