Теперь оставалось лишь избавиться от заточки, но чем дольше я думал об этом, тем яснее осознавал, что это станет ошибкой. Слишком уж характерный след она оставила в теле. Когда рано или поздно на меня выйдут, непременно поинтересуются, где мой оберег против злых людей. И что тогда отвечу?

Потерял? Глупость несусветная…

Но и просто оставить всё как есть тоже было нельзя. Требовалось как минимум заменить шнур и обработать остриё, очистить его от крови. Надёжно очистить, с гарантией того, что экспертиза не найдёт никаких следов.

Шнур я запас загодя на случай, если придётся менять обмотку рукояти, поэтому старый вместе с перепачканным кровью носовым платком выкинул в одну из попавшихся на пути мусорных куч. Думал сжечь, но решил не рисковать с огненными экзерсисами. Ещё не хватало внимание патруля привлечь.

А вот с клинком разбираться на ходу не стал, для начала долго отмывал его под краном в уборной общежития и оттирал хозяйственным мылом, потом спустился в подвал, где в небольшой каморке держал инструмент дворник. Увы, тисков там не отыскалось, пришлось обходиться подручными средствами.

Для начала раскалил заточку докрасна, дабы гарантированно сжечь неочищенные остатки крови, заодно добавил металлу пластичности. Охладить гвоздь получилось без всякого труда – нагретым оставил лишь место сгиба. После зажал заточку меж двух кирпичей, распрямил импровизированную рукоятку, вновь нагрел и вновь охладил металл, только теперь оставил раскалённым участок чуть ближе к острию – так, что клинок получился сантиметра на полтора короче прежнего, но при этом изменения особо не бросались в глаза.

Порядок!

Когда поднялся в комнату, Вова сопел в две дырочки, но уже без журнала и с выключенным светом. Я отыскал в своих пожитках шнур, перебрался к окну и в тусклом свете уличного фонаря сделал новую обмотку. Всё, теперь точно сделал всё, что только мог. Только и остаётся, что развития событий ждать…

Глава 4

Забрали меня сразу после утреннего построения. Ну как забрали, – просто подвалил плечистый сержант с красной нарукавной повязкой и предложил пройти с ним в комендатуру. Точнее – проехать, поскольку прикатил он на служебном вездеходе; за рулём сидел ефрейтор, рядышком курил рядовой.

Сердце у меня так и заколотилось, и удивление вышло предельно естественным. Куда там театральным лицедеям! Ну а когда сержант отказался объяснить причину вызова, я подозвал командира отделения.

– Вечно у тебя всё не слава богу, – досадливо махнул рукой Захар Козодой, вникнув в ситуацию. – Езжай! Но чтоб на дежурстве был как штык!

– Постараюсь, – вздохнул я и потопал к автомобилю.

В комендатуре от меня первым делом потребовали сдать табельный пистолет, а вот до обыска дело не дошло, отправился в допросную с личными вещами, ремнём и шнурками. Там промариновали с полчаса, а потом заявилась целая комиссия в составе дознавателя Друзы, командира автобронетанкового батальона, старшего агента контрольно-ревизионного дивизиона – того самого, который инструктировал меня перед посадкой в дирижабль, и незнакомца солидной наружности в штатском. Ещё в уголке примостился стенографист, но его в расчёт можно было не принимать вовсе.

– Знаешь, почему ты здесь? – сходу взял быка за рога комбат.

– Никак нет, господин майор! – выдал я. – Опять из-за курсанта Мышека?

– Нет, – недобро глянул на меня дознаватель Друза. – Тебе известна некая Ольга Мороз?

Я не стал даже пытаться разыграть удивление и кивнул.

– Так точно. Служили вместе.

– И только? А помимо этого? Какие у вас отношения?

– Пригласил её на танец как-то, – сказал я, с некоторым трудом выталкивая из себя слова.