В короткую летнюю ночь перед началом операции турки обнаружили у выхода в Чёрное море две шнырявшие русские канонерки. Замысел противника разгадали без труда — пара плоскодонных паровых буксира наутро протралила воды, очистив их от мин. Правда, одна из посудин подорвалась и затонула — не страшно.

Адмирал Старк не мог видеть, как укрытый среди прибрежных камней матрос повернул рубильник гальванического устройства, дождавшись прохода флагмана в створе двух маяков. Увы, донную мину тральщики вытравить не смогли. Покойный генерал Шильдер, изобретатель сей минной снасти, отправил Альбиону свой прощальный привет.

Взрыв кувалдой ударил по днищу, самому слабому месту обшивки корпуса, ибо морские инженеры меньше всего ждали оттуда нападения. Разве что от рыб. Линкор вздрогнул, потом получил значительный дифферент на корму. Заметной пробоины нет, но открылись течи, отчего трюм и топку изрядно подтопило. Оставшись на плаву, красавец-флагман потерял ход под машиной. Капитан с трудом отвёл его в сторону, надеясь вернуться к Золотому Рогу под парусами, когда проследует весь конвой. Как боевая единица он утратил всякую ценность.

Обескураженный адмирал Битти перебрался на мостик к Старку, отчего там стало сразу неуютно от слишком большого количества высоких чинов. К добру это, как известно, не ведёт.

Но даже выход из строя одного большого корабля никак не мог поколебать огромное превосходство англичан; поэтому рейд продолжился, но не долго.

Четыре дыма перечеркнули небо на севере уже через час. Русские отправили навстречу всего четыре корабля, каждый из которых минимум вдвое уступал линкору «Игл», на котором Старк всматривался в горизонт. Они аккуратно приблизились к максимальной дистанции для прицельной стрельбы и начали пальбу, после десяти минут которой у всех здравомыслящих англичан зашевелились первые червячки сомнений в успехе предприятия.

Русские удерживали расстояние и непрерывно двигались с изумительно большой скоростью, выписывая самые неожиданные эволюции. Попасть в них не получалось никак, а те били с нечеловеческой точностью, будто и орудие, и мишень застыли неподвижно. Это было просто уму непостижимо! Словно восточные дикари продали душу дьяволу в обмен на демоническую точность орудий.

Самым новым и секретным оружием русских пароходофрегатов были даже не пушки, прицельно бившие на три мили, сколько счётные машины Лобачевского. Впервые они применялись у крымских берегов перед десантом Строганова, подсказывая артиллерийским офицерам правильные углы превышения и упреждения. В Моозундском бою корабли несли усовершенствованные аппараты, но не смогли ими воспользоваться — дело решил отважный экипаж «Тагила». А сейчас работал новейший прибор.

К каждой машине приставлены офицеры. Перед боем в железное её чрево уложен стальной лист, перфорированный дырочками. В них особым способом, вроде телеграфного кода, зашифрованы данные об орудиях корабля, включая износ стволов и типы зарядов, то есть величины постоянные в ходе битвы. Что же касается переменных, офицеры рычажками вводят дистанцию, курс мишени, её скорость. От компаса и корабельного лага умный счётный прибор «знает» собственные курс и скорость. Он же получает сведенья о силе и направлении ветра — на подобных дистанциях боковой воздушный поток может несколько отклонить снаряд. Важны температура и влажность атмосферического воздуха — они влияют на его плотность, оттого требуется поправка к вертикальному углу наводки. Наконец, направление на вражеский борт машина получает от положения зрительной трубы, которую специальный матрос направляет на цель, точно удерживая риску визира на середине силуэта.