Концентрация мануфактурного производства была невелика, потому мануфактуры, сосредоточенные в больших мастерских, встречались довольно редко, хотя и имели огромное экономическое значение.

Во Франции XVIII века имелись чисто государственные предприятия, так называемые «королевские» мануфактуры, по французским меркам бывшие довольно крупными предприятиями. К ним относились металлургические заводы в Тулони и Бресте, ковровые мануфактуры в Бове, знаменитые «Гобелены» в Париже.

Вместе с тем имелись и частные предприятия, получавшие казенные субсидии или какие-нибудь другие привилегии от правительства. Они также носили название «королевских». Среди них наиболее известно было крупное предприятие Ван-Робе в городе Абвиле, а также металлургический завод Крезо, чье оборудование стоило несколько миллионов ливров.

Только в чугунном производстве Крезо было занято более нолутысячи рабочих, а ведь этот завод объединял еще каменноугольные шахты, литейные и стекольные заводы.

Бретань была одной из наиболее отсталых провинций Франции, но даже там существовала капиталистическая шерстяная мануфактура. Местные рыбные промыслы также получили четкий капиталистический характер.

Так в 1789 году бретонские купцы наладили выпуск или так называемое «фабрикование» рыбных продуктов. В этом производстве было занято несколько тысяч рыбаков.

ПАРИЖ И ЛИОН

Еще в начале 80-х годов XVIII столетия Лион, без всякого сомнения, оставался первым центром французской торговли. Фернан Бродель приводит следующие цифры: вывоз составлял 142,8 млн. ливров, ввоз — 68,9 млн. Общий торговый оборот — 211,7 млн., а валовое превышение вывоза над ввозом — 73,9 млн. ливров.

Даже если не принимать во внимание колебание стоимости ливра, эти цифры превышали в 9 раз показатели 1698 года. В тот же период Париж имел всего около 24,9 млп. ливров общего торгового оборота (вывоз + ввоз), что составляло немногим более 1/10 лионского баланса.

Однако с появлением финансового капитализма начался подъем Парижа. Первым признаком начавшегося процесса был финансовый кризис 1709 года, который явился следствием войны за испанское наследство.

Лионские ярмарки понесли очень серьезный урон. Самюэль Бернар, постоянный заимодавец правительства Людовика XIV потерпел тогда банкротство на королевских платежах, которые в конце концов были отсрочены до апреля 1709 года.

Чтобы получить капиталы, которые могли бы выплачиваться вне Франции, Самюэль Бернар предложил женевским банкирам в качестве гарантий возмещения полученных им сумм денежные билеты, выпускавшиеся французским правительством с 1701 года.

По сути это была фиктивная игра, в которой, когда все шло хорошо, никто не проигрывал. Она позволяла платить женевским и иным кредиторам то звонкой монетой, то обесценивавшимися билетами, и основная часть расчета всякий раз переносилась для самого Самюэля Бернара на целый год. Все, чего он добивался, так это только выигрыша во времени.

Именно потому в 1709 году многие твердили о создании банка, который был бы частным или государственным. Какой могла быть его роль? Давать деньги взаймы королю, который тут же даст их взаймы деловым людям.

Такой банк выпускал бы кредитные билеты, приносящие проценты, которые бы обменивались на королевские денежные билеты, и курс этих билетов непрерывно повышался бы.

Если бы Сэмюэлю Бернару удалась эта операция, то все французские воротилы оказались бы под его каблуком. Однако генеральный контролер финансов Демаре смотрел на фантазии месье Бернара без особого удовольствия. Негоцианты крупных портов и торговых центров Франции также стали в оппозицию.