Испанские законы против перевозки серебра, главного ресурса Америки, были, конечно, строгими и «однако же, ссй фрукт (испанскую монету) видишь по всей Европе», — заметил в ноябре 1676 года английский король Карл II.

Двадцатью годами ранее португальский иезуит отец Ан-тониу Виейра воскликнул во время проповеди в Билене (Бразилия): «Испанцы добывают серебро из рудников, они его перевозят, а выгоду от сего имеют чужеземцы».

И на что же шел этот благородный металл? На облегчение участи бедняков — никогда, «единственно на то, чтобы еще больше раздувались и обжирались те, кто этими народами распоряжается» (по крайней мере, так рассуждал Л.Ханке в своей книге «Португальская и Испанская Америка»).

Если категоричное испанское законодательство было столь бессильно, то вполне очевидно, что происходило это из-за контрабанды: незаконный ввоз, коррупция, мошенничество, изворотливость, конечно же, не были характерными особенностями американской торговли и экономики, но они выросли до масштабов этой широкой картины: полем их деятельности был весь Атлантический океан плюс Южные моря. И сам Филипп II говорил об этих так называемых «невинных» кораблях, которые в 1583 году вышли в плавание, «утверждая, будто везут вина на Канарские острова, а на самом деле отправились в Индию и, как говорят, с доброй удачей».

Случалось, что целый большой корабль в Севилье грузился «для Индии, притом, что офицеры о сем даже не были осведомлены»! И вскоре на официально отправлявшиеся в Индию флоты нелегально и без затруднений грузили свои товары голландцы, французы, англичане, итальянцы разного происхождения, особенно генуэзцы.

В 1704 году «севильское Консуладо признавалось, что испанцы имели отношение лишь к одной шестой части груза флотов и галеонов», тогда как в принципе участвовать в :>том разрешено было им одним. На другой стороне океана, в «кастильских Индиях», контрабанда была такой же неутомимой. Около 1692 года один испанский путешественник указывал, что «королевская казна, каковая отправляется из Лимы, стоит по меньшей мере 24 миллиона монет, но, прежде чем она дойдет из Лимы в Панаму, в Портобельо, в Гавану... коррехидоры (городские судьи-администраторы), приказчики, таможенники и прочие люди с добрым аппетитом отгрызают от нее каждый свою долю...»

И сами-то галеоны, суда одноврменно военные и торговые, предоставляли возможность для постоянной внутренней контрабанды. Что же касается внешней контрабанды, то она возросла в XVII и XVIII веках. Рядом с существовавшими колониальными системами были созданы проворные и действенные контрсистемы. К ним относились, например, плавания кораблей из Сен-Мало к берегам Южных морей, начавшиеся, вне сомнения, до войны за испанское наследство и продолжавшиеся после ее завершения в 1713 году.

В принципе испанский флот якобы прогнал их в 1718 году, но они возвратились в 1720 и 1722 годах. Сюда же относились и плавания из неиспанских портов Америки, к слишком протяженным и никогда не охранявшимся берегам континента. Этой торговлей, называвшейся «на длину копья», голландцы занимались, отправляясь в Синт-Эстатиус из Кюрасао (который им принадлежал с 1632 года), англичане — с Ямайки, а французы -- с Сан-Доминго и с других, находившихся в их владении, Антильских островов.

И как раз против этой торговли были направлены действия группы отчаянных шотландцев, которые в 1699 году насильственно и не без шума обосновались па краю Дарьенского перешейка в надежде, устроившись «на самом побережье материка», выбить почву из-под ног англичан и голландцев, позиции которых были более удаленными.

Североамериканские мореплаватели не отставали. К 80-м годам XVIII века их китобои, под предлогом стоянки на рейде у берегов Перу, беспардонно доставляли туда контрабандные товары, которые местные коммерсанты, как и полагается, принимали благосклонно, ибо покупали они их по дешевке, а перепродавали по цене «официальной», которая не снизилась.