В конце той развращенной торжественной речи двое нижестоящих монахов помчались вперед и сняли своего хозяина или хозяйку, в зависимости от обстоятельств, с постамента перед алтарем. Потом главный священник издал краткий указ. Двойные лезвия мечей стали мигать как звезды, восходящие и погибающие. Ручьи крови хлестали из плеч священника, текли вниз по его кожаному одеянию, объединялись у валуна, пока не выливались за пределы алтаря и не стекали на гравий.

Еще два монаха подскочили вперед, чтобы поймать темно-красную жидкость в пустые кубки, которые, впоследствии, были распределены между членами процессии. Они жадно пили кровь.

– Боже! – сказал Роран с горечью в голосе, – ты забыл упомянуть, что эти неправедные торговцы плотью с животами в запекшейся крови, эти слабоумные прихожане… Они еще и каннибалы!

– Не совсем. Они не едят мясо.

Когда все посетители смочили горло этим напитком, рабы снова отнесли священника на постамент и обмотали плечи существа полосками белого полотна. Девственная ткань быстро покрылась пятнами крови.

Раны, казалось, не играли никакой роли для священника без конечностей. Повернувшись назад к своим приверженцам, его красные как клюква губы произнесли:

– Теперь вы действительно все мои братья и сестры, испив соки моих вен, здесь, в тени всемогущего Хелгринда. Кровь призывает к крови! И если когда-нибудь ваши семьи будут нуждаться в помощи, сделайте все, на что вы способны для церкви и для всех, кто признает власть нашего Бога Страха. Подтверждайте снова и снова свою верность к Триумвирату! Произнесите со мной эти Девять Клятв Горма, Илда и Фол Ангвара: мы клянемся выказывать наше почтение, по крайней мере, трижды в месяц, в час перед сумраком принести жертву для успокоения вечного голода нашего Великого и Ужасного Бога… Мы клянемся всегда нести наш Брегнир на наших телах, всегда воздерживаться от двенадцати из двенадцати и контакта веревки с множеством узлов, чтобы это не развращало…

Внезапные порывы ветра приглушили речь священника. Тогда Эрагон увидел, что слушавшие эту проповедь начали вынимать из карманов маленькие искривленные ножи и один за другим надрезать кожу у предплечья, а затем мазали своей кровью алтарь.

Несколько минут спустя вой ветра стих, и Эрагон снова услышал священника:

– …и то, чего вы так долго ждали и жаждали, я предоставлю вам в качестве награды за повиновение.… Наше вероисповедание полное. Если есть среди вас тот, кто достаточно храбр, чтобы продемонстрировать истинную глубину веры, то пусть покажет себя мне!

Аудитория замерла и наклонилась вперед, чтобы увидеть смельчака. По их увлеченным лицам можно было бы сказать, что именно этого они и ждали.

После длинной тихой паузы многие уже разочаровались, когда один из монахов вышел вперед и крикнул:

– Это буду я!

С ревом восхищения его братья начали размахивать своими звоночками в быстром диком темпе. Прихожане, казалось, обезумели: они подскакивали и вопили как сумасшедшие. Грубая музыка разжигала искру волнения в сердце Эрагона – несмотря на его отвращение к происходящему, она пробудила его темную сторону души.

Скинув свои золотые одежды и оставшись лишь в кожаной набедренной повязке, темноволосый молодой парень запрыгнул на алтарь. Сотни рубиновых брызг покрыли его ноги. Он оказался перед Хелгриндом и начал дрожать как будто пораженный параличом, в такт с жестокими звуками железных бубенчиков. Его голова свободно болталась на шее, во рту собралась пена, а руки невольно двигались словно змеи.

Пот струился по его мускулам, и он мерцал как бронзовая статуя в угасающем свете.

Звуки бубенчиков вскоре достигли безумного темпа, каждая нота дисгармонировала с другой, а человек протянул свою руку за спину. В этот момент монах занес причудливое оружие: однолезвийное оружие, два с половиной фута в длину, с сильным запахом крови, с широким плоским лезвием, которое расширялось, и было зубчатым у конца.