Палач, которому так и не удалось его сжечь, выбросил его в Сену. Насколько вам известно, дайвинг – мое хобби. Я отправился на берег Сены, куда, я знаю, выбросили пепел Жанны.
Я не Жанна д’Арк, – сказал он. Голос его дрожал. «И пусть дрожит», – подумал Саймон. Они все являются свидетелями великого события, которое мир ждал долгие пять веков. – И я не Габриэль Лаксарт. Но и у меня тоже есть ДНК Предтеч. И как Габриэль почувствовал меч, зарытый под алтарем, так и я почувствовал Сердце, желавшее быть найденным на дне Сены. Мне потребовалось время… но я его нашел.
Сердце на много столетий покинуло свой дом. И меч все это время не держал в руках тот, кто понимает его истинную природу.
Саймон обвел взглядом тамплиеров, своих товарищей, без надежды на то, что и они, как и он, увидят и поймут.
– Повторюсь, я не Жанна д’Арк, но после всего, что я видел, после всего, что перечувствовал через воспоминания Габриэля, все, что я узнал об ордене, принадлежностью к которому в течение нескольких веков гордились мои предки и служению которому я сам посвятил свою жизнь, как и вы все, я уверен, что могу сказать здесь в этот момент, что мое сердце крепкое и… очень, очень наполненное.
Саймон Хэтэуэй протянул руку, взял меч и высоко поднял его над головой.
И вдруг свет – яркий, благородный, очищающий – заполнил зал заседаний. Свет омыл всех, от Хэтэуэя до Риккина, от Рейдер до Инглэнд. Неожиданно Саймон почувствовал, будто бремя жизни – многих жизней – свалилось с его плеч. Все молча, пораженные, смотрели на него.
Сияние не было таким ослепительно-ярким, каким видел его Габриэль Лаксарт. Все же Саймон не был Жанной д’Арк.
Но он верил в истинное предназначение меча. И меч это знал.
– Вот чем должен стать орден тамплиеров! – воскликнул Саймон, радость и уверенность кипели в его крови. – Оружием, если в том есть надобность, и всегда – вдохновением. Светочем для человечества в те минуты, когда свет крайне необходим. К этой цели шел Жак де Моле. Именно поэтому меч вспыхивал от прикосновения Жанны. И именно поэтому, если вы сочтете мои слова ложью, а мои действия ересью, я с радостью приму смерть, как все те, кто прежде владел им, – невинно обвиненные и отдавшие свою жизнь за то, во что я верю всем сердцем.
Держа меч, Саймон посмотрел в глаза каждому члену Внутреннего Святилища.
– Лезвие меча острое, его сила возрождена. Это прекрасное и смертельное оружие. Тот из вас, кто твердо верит в мою ересь, кто думает, что его сердце крепкое, пусть поразит меня этим мечом!
Ни один из членов Внутреннего Святилища ордена тамплиеров – восемь высочайших из самых высоких – не сделал движения в сторону меча.
– Я призываю снять с Саймона Хэтэуэя все обвинения.
Профессор посмотрел на экран, пораженный словами Отсо Берга. Лицо человека, которого Саймон всегда считал бездушным убийцей, просветлело от явленного чуда.
– Я присоединяюсь, – сказала Агнета Рейдер. Внешне она была спокойна и только быстро моргала. – Саймон, вы сделали все, что обещали неделю назад. Если вы и взяли собственность ордена, то лишь для того, чтобы воссоздать ее целостность. И я согласна. Некоторые из наших методов не вполне соответствуют тому, что олицетворяет собой меч Жака де Моле.
Не все лица озаряло понимание. Риккин, Стернс, Граматика и Килкерман сидели молча, похожие на статуи. Наконец генеральный директор с трудом разомкнул губы:
– Саймон, вы предложили нам богатую информацию к размышлению. Но сложно спорить с успехом. Вы можете организовать работу Центра исторических исследований, как посчитаете нужным, и «Анимус» в вашем распоряжении. Но сейчас, если вы не возражаете… я бы хотел получить свой меч назад. |