– Миледи? – Одна из служанок мадам Рабато открыла дверь в комнату, где Жанна, как и подобает молодой девице, находилась в обществе еще одной молодой особы женского пола и диктовала свое письмо королю Англии. – Мадам желает знать, завершили ли вы свое дело.

Жанна вздохнула.

– Да, – ответила она и подошла к маленькому столику, за которым сидел писец, и улыбнулась ему. – Уверена, ты записал все точно так, как я сказала.

– Да, Дева, – подтвердил писец.

– Моя Тень кое-чему меня научила. – Жанна посмотрела на Габриэля и улыбнулась ему – эта улыбка согрела его, как огонь в камине зимним вечером, – и аккуратно вывела свое имя: ЖАННА.

– Вот! – сказала она. – Теперь король будет знать, что письмо написано мной.

– Я думаю, – переглянувшись с де Мецем, сказал герцог Алансонский, – мы с оруженосцем должны удалиться. Боюсь, присутствие грубых мужчин беспокоит дам. Габриэль составит вам компанию.

Юноша посмотрел на них. Он знал, что тоже может уйти – отправиться вместе с ними в таверну выпить пива или поиграть в кости. Но ему не хотелось покидать Жанну, если в том не было крайней необходимости. Первым из комнаты вышел герцог, за ним де Мец. «Удачи», – пробормотал им вслед Габриэль.

Дом у мэтра Жана Рабато был роскошный. В нем даже имелась отдельная комната, предназначенная только для того, чтобы удобно расположиться на мягких стульях и беседовать. Мадам Рабато ждала их, окруженная, как показалось Габриэлю, целой стаей молодых девушек, которые тут же закружились, восхищенно шелестя платьями, вокруг Девы. Юноша утешался лишь тем, что Жанна, несмотря на ее богатое платье, выглядела в их компании еще более несчастной, чем он сам. Он встретился с ней взглядом и в ее глазах прочел глубоко скрытую, строго сдерживаемую веселую хитринку. Когда одна из девушек вдруг прервала свою заливистую трель, Жанна скосила глаза к переносице, и Габриэль поперхнулся вином, прилагая все усилия, чтобы не рассмеяться.

Это была поистине забавная ситуация. Жанне сообщили по секрету, что все эти молодые особы – шпионки, приставленные к ней, чтобы следить за каждым ее словом и шагом, следить, чтобы она не сделала чего-то предосудительного, позорящего ее репутацию. Мадам Рабато подозрительно покосилась на Габриэля, который продолжал усердно притворяться, что подавился.

– Ах, о чем только не спрашивали меня эти прелаты! – громко сказала Жанна, отвлекая всеобщее внимание от Габриэля. – Один из них обратился ко мне вот с таким казусом: «Ты утверждаешь, что голос сказал тебе, будто Бог желает спасти людей Франции от страданий. Но если Он этого желает, то Ему не нужны солдаты». На что я просто ответила: «Солдаты будут сражаться, а Бог пошлет им победу». Неужели это так трудно понять? – Она с легкой досадой покачала головой. – Мне показалось, что своими словами расстроила его немного, потому что потом прелат продолжил: «Богу не будет угодно, чтобы мы тебе поверили, пока не появится знак, ясно говорящий, что мы должны тебе верить». И тогда… тогда я немного расстроилась и сказала ему: «Видит Бог, я приехала в Пуатье не для того, чтобы являть чудеса. Пошлите меня в Орлеан, и там я явлю знамение того, ради чего я послана».

И теперь никто, и тем более Габриэль, не мог оторвать от нее глаз. Как только она заговорила об Орлеане, то озарилась светом. «Бог свидетель, ничего мне в жизни больше не надо, только бы смотреть на нее до конца моих дней. Только ее свет дает мне жизнь».