Захваченную в лесу парочку привели на прогалину перед пещерами, где Дестрал уже приготовил костры, хотя не разрешал разводить огонь, пока не уйдут солдаты. Приглядевшись в вечернем сумраке к пленным, разбойничий главарь сразу понял, что добыча ему досталась отменная. Такая, на какую он и не надеялся. Его молодцы сцапали английского лучника и женщину! Коредорам всегда не хватало женщин, так что бабе, ясное дело, применение найдется быстро, но англичанин представлял собой более ценную добычу, ибо его можно было продать. Мало того, при нем нашлись мешочек с деньгами, меч и кольчуга. Торжество Дестрала было тем слаще, что его пленником оказался тот лучник, стрелы которого уменьшили численность его шайки на полдюжины человек. Обыскав торбу Томаса, коредоры забрали кремень и стальное огниво, дополнительные тетивы и несколько припрятанных лучником монет, тогда как запасные наконечники для стрел и пустую шкатулку они выбросили, сочтя предметами, не имеющими никакой ценности. Они отобрали у него стрелы, а лук отдали Дестралу, тот попытался его натянуть и взъярился, когда при всей своей силе не смог оттянуть тетиву назад более чем на несколько дюймов.

— Оттяпать ему пальцы, и все дела, — рявкнул он, отшвырнув лук. — А девку разденьте догола.

Мужчина и женщина схватили Женевьеву и, не обращая внимания на крики боли, принялись через голову стягивать с нее кольчугу. Томас пытался вырваться из хватки двоих разбойников, державших его за руки, но тут послышался громкий крик Филена:

— Постойте! Остановитесь!

— Остановиться? — Дестрал повернулся к Филену, несказанно удивленный, что тот посмел вмешаться. — Какого черта, ты что, святошей заделался? Может, хочешь, чтобы мы их отпустили?

— Я звал его к нам, потому что он оставил в живых моего сына, — нервно пояснил Филен.

Разговор велся на местном наречии, и Томас не понимал ни слова, однако было очевидно, что Филен просит пощадить пленника, Дестрал же, обязанный своим прозвищем висевшему у него за спиной тяжелому топору, вовсе не был склонен уступить.

— Ты хочешь, чтобы мы приняли его к себе? — прорычал Дестрал. — Зачем? С чего бы это? Потому что он пощадил твоего сына? Господи Иисусе! Да ты, я вижу, слабак. Надо же, сопли распустил! Дерьмо ты сопливое после этого, вот ты кто!

Он отстегнул топор, набросил петлю на его рукояти себе на запястье и двинулся вперед, наступая на рослого Филена.

— Мало того что я доверил тебе вести людей, а половина из них погибла, так ты еще хочешь, чтобы чертову убийце все это сошло с рук? Это ведь он со своей девкой погубил моих парней. Да не будь за него обещаны денежки, я прикончил бы его не сходя с места. Вспорол бы ему брюхо и повесил его на его собственных гнилых кишках. Но поскольку за дохлого англичанина нам никто не заплатит, мы отрубим ему пальцы, по одному за каждого из убитых.

Он плюнул в сторону Томаса, потом указал топором на Женевьеву.

— А потом этот малый полюбуется, как она греет мою постель.

— Я звал его к нам, — упрямо повторил Филен.

Его сын, нога которого оставалась в лубке, приковылял, опираясь на две дубовые палки, служившие ему костылями, и стал рядом с отцом.

— Хочешь сразиться со мной за него? — спросил Дестрал.

Ростом он уступал Филену, но был очень широк в плечах, и весь его облик дышал страшной, звериной силой. На плоском, с перебитым носом лице горели свирепые, как у мастифа, глаза, во всклоченной, заплеванной бороде застряли остатки пищи. Он взмахнул топором, и в угасающем свете грозно блеснула сталь.

— Дерись со мной, — сказал он Филену, и в его голосе слышалась жажда убийства.

— Я не хочу драться, хочу лишь, чтобы он остался живым, — сказал Филен, не желая обнажать меч против своего свирепого, внушавшего ужас безумным взглядом, главаря.