Парень быстро побежал на внутренний двор, где были двери в два подъезда и два балкона, соединенные лестницами с двором. Оттуда можно было зайти в две мастерские, что были друг напротив друга. Под левым балконом виднелось маленькое окошко.

— Сынок! Сынок! — позвал парень, стуча в стекло.

— Откройте, пожалуйста. — Комиссар взглянул на дворника. — А потом оставьте нас.

Через минуту Попельский и оба Гариги стояли в освещенной комнате, где пахло мокрой известью. Она была небольшая и мрачная даже днем, потому что крошечное окошко почти скрывалось под лестницей.

— Вы сюда приходили со Стасем? — спросил Попельский.

— Да.

— Зачем?

— Анджейко Шалаховский занимался Стасем, когда мне надо было ходить с товаром по домам. Этот парень был для меня бесценным. Я мог нормально работать и не беспокоиться о Стасе.

— Где они познакомились?

— Они знали друг друга с детства, ходили вместе в школу для неизлечимых. Парни одного года рождения. Анджейко болеет черной болезнью. Сначала ходил в ремесленную школу, но его выкинули, потому что он раз или два описался на уроке. Редко выходил из дома. Поэтому мог хорошо присматривать за Стасем.

— А с его отцом, Тадеушем, вы тоже дружили?

— Нет.

— Что вам вообще известно о Тадеуше Шалаховском?

— Он также воспитывал сына один. Не знаю, или он был вдовцом, или так же, как я… Работал бухгалтером где-то на Знесинне. Я точно не знаю, где, но где-то далеко. Он был молчаливый и неприятный. Ворчал себе что-то под нос, не всегда отвечал на приветствия. Анджейку очень любил и следил, чтобы тот всегда принимал лекарства и редко выходил из дома…

— Называл его сыночком, да?

— Да. А с его легкой руки остальные тоже его так звали.

— Что вам еще известно о Шалаховском-старшем?

— Ну, разве то, что он недавно потерял работу, не платил за квартиру и вынужден был оставить это жилье. Также знаю, что когда-то Анджейко ходил к одному пожилому пану, которого он называл дедушкой. Этот пан иногда давал ему конфету. Он жил в этом же доме. Все это я знаю от Анджейки, не от его отца. Потому что тот — настоящий молчун…

— Вы его не любили?

— Нет. Он был ненормальный.

— Тогда почему вы его прикрывали? Зачем приобретали для него фальшивые документы?

— Меня Анджейко об этом просил.

— Анджей не говорил вам, куда они переехали?

— Нет.

— Вы приводили сына к Анджейке, или Стасьо сам к нему ходил?

— Сам.

— А Шалаховский к вам наведывался?

— Редко.

— Вы свободны, езжайте экипажем домой, я заплатил вознице, — сказал комиссар и взглянул на часы. — Я знаю, что вы что-то скрываете, но мне безразлично. Вознице приказано: никаких остановок по дороге! А вы уже из дома никуда не выйдете, потому что сын вам не даст. Он хочет спать и быть с вами… Много ему пришлось нынче пережить… Через ваше упрямство. И мое ослепление, — тихо добавил он.

Гарига обнял сына за плечи и медленно двинулся. В дверях обернулся и долго смотрел на Попельского. Этот взгляд был очень красноречивым. В нем виднелась не только лютая ненависть, но и безграничная вера в то, что месть является неизбежной. В нем было обещание смерти и терпеливое, смиренное ожидание. Подходящего момента, чтобы нанести ее.

Он тоже поклонник Эриний, подумал измученный комиссар и отвел глаза.