— Будет сделано! — Егор стремительно удалился, а Соколов вновь отправился наверх.
Теперь всех ожидал спектакль, которого прежде никогда и никто не видел и о котором долгие годы вспоминали в старой столице.
Князь Дундук
Едва Соколов оказался в зале, как к нему заторопилась старая княгиня Гагарина:
— Как ваш батюшка? Он все еще в Государственном совете заседает?
— Заседает! Я по этому поводу вспоминаю проникновенные строки поэта Пушкина.
— Чего-чего?
— В адрес Дондукова-Корсакова.
— А-а!..
— Это председатель Цензурного комитета в тридцатые годы, немало насоливший поэту. А еще Дондуков был вице-президентом Академии наук.
Услыхав про Академию наук, Константин Романов, а также вернувшийся из буфета, где пропустил две рюмки водки, Сипягин сразу заинтересовались. К. Р. спросил:
— Так что писал поэт?
Соколов всегда притягивал внимание окружающих, и сейчас вокруг него сбились любопытные. Он сказал:
— Итак, четверостишие известного Пушкина, столетие рождения которого с некоторыми из вас нынешним летом гуляли в ресторане «Яр»:
Гагарина переспросила:
— Чего-чего есть?
Гости весело засмеялись, а Книппер фыркнула:
— Фи, это так грубо!
— Сударыня, все претензии к покойному поэту, — парировал Соколов.
Книппер защебетала:
— Вы, граф, человек военный, наверное, знаете: якобы в Америке для России построили большой корабль. Это что ж, война, что ль, будет?
— Это вы о крейсере «Варяг»? Я читал об этом в газетах. Еще в октябре в Филадельфии его спустили на воду, и он сделан по заказу нашего Морского министерства. Это чудо техники. Все спасательные шлюпки из особо прочной и легкой стали.
Книппер продолжала любопытствовать:
— А что, и впрямь этот крейсер очень велик?
— Да, по грузовой линии четыреста двадцать футов.
Книппер знала, что такое «фунт», но о футах понятия не имела. Однако сделала значительное лицо:
— Надо же, как техника далеко ушла!
Аргунов с ехидством спросил Соколова:
— Но этот самый «Варяг» будет защищать Российскую империю?
— Будет!
— Тем самым он станет защищать царское самодержавие и бесправие народов. — Аргунов судорожно подергал себя за козлиную бородку, нервно вскрикнул: — Не радоваться надо — скорбеть: боевая мощь империи увеличилась, горе, кхх, угнетенных народов возросло.
Соколов сделал наивное лицо:
— Так, значит, следует Россию сделать как можно слабее? Пусть она будет нищей и беспомощной?
Чепик не выдержал, самоуверенно захрипел:
— Именно так! И если это поняли вы — полковник-преображенец, — стало быть, прогрессивные веяния дошли и до правящих верхов. Они-то, верхи, правды знать никогда не желали.
Соколов подумал: «Господи, какой же зануда!» Он хотел ответить как надо, да не успел — к нему подошел лакей, почтительно поклонился:
— Ваше сиятельство, простите, вас спрашивают внизу…
Соколов пробрался сквозь толпу гостей, сбежал с лестницы, перепрыгивая через ступеньки. В вестибюле, украшенном зеркалами и статуями, увидал кучера Егора. Тот протянул на ладони две коробочки:
— Вот, Аполлинарий Николаевич, аптекарь дал.
Соколов прочитал на облатке: «Люминал — производное веронала, обладает сильным снотворным действием. Люминал подвергнут клиническому и экспериментальному исследованиям в психиатрической клинике Лейпцигского университета. |