– Что, черт возьми, вы имеете в виду? – удивился Марч. – Ведь она мне сказала, что вы…

Беллами широко улыбнулся.

– Она разыграла вас. В машине она мне поведала, что считает вас очень интересным мужчиной, так как у вас есть характер, мужество и чувство юмора.

Марч расплылся в улыбке.

– Ну, вообще-то это так, – кивнул он самодовольно. – Я не люблю хвалиться, но, думаю, кое-что хорошее во мне есть.

Беллами направился к двери.

– Я скажу миссис Рок, чтобы она одевалась, и пойдем.

Харкот кивнул и нетвердым шагом пошел к графину с виски.

Беллами посадил Фенеллу Рок и Марча в такси. Марч завалился в угол. После пережитого шока и выпитого виски он был совсем без сил.

Фенелла попрощалась с Беллами за руку.

– Благодарю за чудесный вечер, – проговорила она.

Когда она убрала руку, Беллами почувствовал оставленный в его ладони листок – ее визитную карточку.

– Мне было страшно приятно, Фенелла, вы – прелесть.

Она перевела взгляд на Марча, спавшего в углу заднего сиденья, и сказала:

– Ну, пока я оказалась в выигрыше – я имею в виду свой выигрыш. Спокойной ночи, Ники, дорогой. Навестите меня как-нибудь и расскажите что-нибудь еще.

Он протянул руку через окно машины. В руке были четыре сложенные десятифунтовые банкноты. Ее длинные пальцы тут же сомкнулись вокруг денег.

– Доброй ночи… Фенелла, – попрощался он.

Он улыбнулся ей на прощание, и такси тронулось. Стоя на краю тротуара, он разорвал на мелкие кусочки ее визитную карточку, и бросил в сточный люк.

III

Домой Беллами приехал в четыре часа утра. Он прошел в гостиную, бросил пальто на диван, включил электрокамин и некоторое время стоял перед ним, глядя на его раскаленное чрево. Потом пошел в кухню и поставил чайник на плиту. Ожидая, пока он закипит, Беллами ходил взад и вперед по коридору, попыхивая сигаретой.

Приготовив себе чай, он отнес его на подносе в гостиную, поставил на край письменного стола и, выпив две чашки, сосредоточился на письме, которое собирался писать.

Несколько минут он размышлял, затем взял лист бумаги и вывел:

"Моя дорогая Кэрола!

Мне очень трудно писать это письмо, тем более, что оно адресовано тебе. Знаю, как надоел тебе за последнее время, но я очень надеялся, что, получив у Вэнинга работу, о которой ты знаешь, сумею действительно взять себя в руки и начать вести себя как все добропорядочные люди.

Должен тебе сказать, что меня ничуть не удивило то, что ты дала мне отставку после безобразной сцены, устроенной в твоем доме. Это было и в самом деле отвратительно, но я, зная, как тебе нравится Мотт, все еще надеялся, что какой-то слабый шанс у меня есть. Однако теперь, когда ты узнаешь то, что я собираюсь рассказать, боюсь, все будет действительно кончено, ибо это не сделает меня лучше в твоих глазах, хотя на сей раз я и не виноват.

Дело в том, что я попал в довольно трудное положение в связи с убийством Фреды. Позвонив мне во время твоей вечеринки, она не только просила меня передать тебе, что не может приехать из-за простуды, но и сказала, что ей необходимо срочно видеть меня, и велела приехать немедленно. Я поехал к ней. Боковая дверь, которая из кабинета Филипа ведет к черному ходу, выходящему в маленький тупик на улице, была на предохранителе. Она меня об этом предупредила. Я вошел, но нигде не мог ее найти, и на мой зов она не откликалась.

Наконец, я заметил, что дверь в спальню приоткрыта и внутри горит свет. Я постучал и заглянул внутрь.

Бедная Фреда лежала на кровати. Она была задушена.

Первая пришедшая мне в голову мысль была, наверное, глупа, но она была продиктована инстинктом самосохранения.