|
Вы помните Дашу?
— Пойдемте.
Из офиса они вышли вместе. Раскатов задержался еще на минуту. Потом дал Нэтти визитку и, садясь в машину, сказал:
— Позвоните мне домой. Я думаю, об этом надо говорить не в офисе.
Нэтти была умницей. Она умела завоевывать расположение людей. Беседовать с ней оказалось приятно и легко. К тому же она просчитала ситуацию. Раскатов жалел, что после истории с Борисом так легко отпустил бывшую жену. Оставил ей свободу. Нэтти рассказала, что в доме Евгении Львовны ее пытаются посадить на наркотики. Подсыпают отраву в чай. Николай Васильевич связал это напрямую с Евгенией Львовной. Сам не заметил, как рассказал незнакомой девушке про Бориса. Они беседовали долго и договорились встретиться еще раз. Раскатов даже предложил Нэтти бросить все и работать у него…
— Она отказалась? — спросил майор.
— Нэтти любила свободу, — задумчиво сказал Раскатов. — Она не хотела работать на кого‑то. Только на себя. Я же, каюсь, обрадовался, что в агентство Евгении заложена бомба. Я дал Маше слово, но… Я и не собирался мстить своей бывшей жене. Я просто показал этот документ Нэтти. Взгляните.
Майор наконец‑то взял в руки признание, написанное собственноручно Евгенией Львовной Раскатовой. Стиль оставлял желать лучшего.
«Я, Раскатова Евгения Львовна, признаюсь в том, что совместно с Дарьей Семеновой покушалась на жизнь и здоровье Бориса Раскатова. По моему наущению Дарья систематически подменяла таблетки Бориса от астмы на наркотический препарат.
Кроме того, признаюсь в том, что по причине ревности я убила свою подругу Анжелику Носкову, совершив на нее наезд. Пытаясь скрыть следы преступления, я хотела подстроить себе небольшую аварию, но попала в больницу. Все вышесказанное написано мной в здравом уме, твердой памяти и без всякого давления.
Евгения Раскатова».
В конце — размашистая подпись. Прочитав это, Сергей Павлович в волнении спросил:
— Так вы что — на Анжелике Носковой хотели жениться?! На матери Ричарда?!
Раскатов кивнул:
— Да. На Анжелике. Если бы я знал, на что способна Евгения… Она всегда была собственницей. Я чувствовал перед ней определенные обязательства, хотя никогда и не любил. Все‑таки благодаря ее отцу сложилась моя карьера. Да… Карьера… Евгения сама познакомила нас с Анжеликой. Это была необыкновенная женщина. Простите.
Он, не раздумывая, налил в рюмку еще коньяку, выпил одним глотком. Потом махнул рукой на все стоящие и лежащие на столе телефоны.
— Подождут. Всю жизнь у меня украли. Впрочем, что я говорю? Сам отдал. Знаете ли, устал от материального. Моя бывшая жена Евгения Львовна все переводила на деньги. Помню, как‑то весной ехали мы с ней за город. И что‑то меня разобрало. Птички поют, солнышко светит. Красота! Я за делами не замечал смены времен года. Весны не замечал. А тут расслабился, по сторонам смотрю. Женщина рядом. Любви не было, но сколько лет вместе прожили! Должна понять. И говорю ей: «Весна, Женя! Красота‑то какая, а? Птицы поют. Хорошо!» А она тоже улыбается и отвечает: «Ну да. Весной всегда так. Подвеску у машины поменяли, резина новая, и задние амортизаторы механик заменил. Дорого, конечно, зато не трясет. Хорошо». Вот тут и взяла меня тоска. Захотелось о вечном. О любви. Анжелика была для меня весной. Хотел развернуть свою жизнь в другую сторону и… Развернул, — горько сказал он. После паузы продолжил: — Я‑то не знал, что Женька может так ревновать. Словно взбесилась. Не знаю, по мне она убивалась или по имуществу, которое делить придется. Я ей долго не говорил, что ухожу именно к Анжелике. Но Женька, конечно, выследила. Я и не знал. Главное, что дома сидел, когда она Анжелике звонила. |