Сидя рядом с Пенелопой, Эштон обнимал ее за плечи, крепко прижимая к себе. Тишина, царившая в доме, казалось, обволакивала их, и виконт не сразу понял, что означала эта тишина. Ведь все мальчики ушли… А слуг в доме не было, если не считать гувернера Септимуса, ушедшего вместе со своими воспитанниками. Так что теперь они с Пенелопой остались одни. Осознав это, Эштон тотчас же почувствовал сильнейшее желание. В тот момент, когда Пенелопа закончила свой рассказ о дяде Аргусе, виконт заключил ее в объятия и поцеловал со всей возможной страстью.

Пенелопа поначалу немного испугалась его пыла, но уже в следующее мгновение забыла обо всем на свете, забыла даже о бокале с вином. Крепко прижавшись к Эштону, она всецело отдалась его чудесному поцелую.

Когда же их поцелуй прервался, Эштон уложил ее на спину, и Пенелопа не противилась. Она чувствовала, как давит на нее его мускулистое тело, и от этого ей стало ужасно жарко, а сердце забилось все быстрее и быстрее. Она со стоном откинула голову, когда он принялся покрывать поцелуями ее шею. Казалось, жар его губ проникал в каждую клеточку тела, а сильные руки, ласкавшие ее, пробуждали желание, становившееся все более острым.

— О, Пенелопа, это какое-то безумие, — пробормотал Эштон, внезапно осознав, что начал расстегивать ее платье.

— Да, безумие, но очень сладкое, — прошептала она в ответ и поцеловала его в шею.

Он глухо застонал и проговорил хриплым шепотом:

— Пенелопа, я близок к тому, чтобы взять тебя прямо здесь, на кушетке, в твоей гостиной.

— Да, пожалуй, это не самое лучшее место.

Он приподнялся на локтях и посмотрел ей в глаза. Губы ее чуть припухли от его поцелуев, а глаза горели синим пламенем. Было совершенно очевидно: она желала его. А он страстно желал ее. Но если так, то, может быть, этого вполне достаточно? Эштону сделалось не по себе от мысли, что он становится таким же, как его отец. Впрочем, его отец в подобной ситуации ни за что не стал бы останавливаться, а вот он… Снова заглянув в глаза девушки, виконт пробормотал:

— Пенелопа, ты ведь невинна… — Эштон вдруг подумал о том, что она, возможно, не вполне понимает, что он может сейчас лишить ее девственности.

Ей не очень хотелось обсуждать этот вопрос. Не хотелось отчасти потому, что подобные разговоры могли охладить их страсть.

— Да, невинна, но не наивна. Поверь мне, Эштон… — Она сунула руку ему под рубашку и провела ладонью по мускулистой груди. — Видишь ли, я веду хозяйство в доме, где полно побочных детей моих родственников. Артемис и Стефан — наглядные доказательства того, что мой отец не был верен моей матери, как и твой отец изменял родительнице. К тому же я живу совсем недалеко от той части Лондона, где женщину можно купить за деньги. Да, тело мое невинно, но я знаю больше, чем хотела бы знать. Я прекрасно знаю, куда приведет все, что сейчас происходит между нами, и готова идти за тобой.

— Пенелопа, но я же не свободен и…

Она прикоснулась пальцами к его губам, заставив замолчать.

— И это, Эштон, я тоже знаю. Как знаю и то, что ты, возможно, никогда не будешь свободен. Но мне очень хотелось бы, чтобы ты хоть ненадолго почувствовал себя свободным. А еще лучше — до тех пор пока не встретишь женщину, которую по-настоящему полюбишь.

Эштон чувствовал, что ему ужасно хочется воспользоваться ситуацией, но в то же время прекрасно понимал, что должен вести себя как джентльмен. Однако ее глаза… Пенелопа смотрела на него сияющими глазами, и было ясно, что ею овладело то же безумие. Да, безумие, которое она в нем пробудила, было у них общее — одно на двоих.

Эштон встал и протянул ей руку.