Каждый день, проведенный Мэдди в Марэ, был наполнен изнурительным поиском выхода из создавшейся ситуации, в которой ставки были очень высоки. При том или ином развитии событий ее ждал либо выигрыш, либо сокрушительный удар судьбы.

Каждую ночь, перед тем как лечь спать, Мэдди перебирала в уме все перипетии прожитого дня, анализируя свои поступки. Спрашивала себя, сделала ли она что-либо такое, из-за чего могла подставиться?

Брак с таким человеком, как Ледо, был бы одним из наиболее рискованных поступков, тем не менее, она готова была пойти на это, чтобы избежать наказания со стороны Тумара или чтобы нарушить его планы. Продав другие свои наряды и украшения, она не смогла собрать сумму, которую требовал от нее этот ростовщик. Его прислужники все настойчивее преследовали ее.

Шагая по знакомым переулкам, Мэдди проходила мимо дежуривших на своих привычных местах проституток, которые, стоя на коленях, обслуживали клиентов. Ее всегда завораживало страдальческое выражение на лицах мужчин. Те, что помоложе, как правило, одетые в солдатскую форму, умоляли шлюх не останавливаться. Те же, что постарше, не просили, а приказывали продолжать. Мэдди всегда интересовало, что же в этом было такое приятное, что они так боялись незавершенности процесса.

Шотландец действовал, наверняка и закончил, помогая себе рукой. Мэдди резко остановилась, едва не наступив на подол своего платья.

С ним она ощутила вкус страсти и начала больше понимать ежедневно разворачивавшиеся перед ней сцены. По ночам, лежа в постели, Мэдди вспоминала удовольствие, которое он доставил ей до того, как причинил боль. Даже после того как Шотландец причинил ей жуткую боль, она часто думала о нем, чаще, чем о Куине, которого ей так и не удалось обольстить.

По мере того как Мэдди забиралась все выше, в более дорогой район, она миновала булочную с пекарней, которая была вечным ее раздражителем. По привычке она остановилась, чтобы заглянуть через окно внутрь.

Подогревающиеся полки были заставлены глазированными изысками, которые взывали к ней, чтобы она выложила за них несуществующие деньги. Внутри, за прилавком, в запатентованных морозильных камерах, давилось наваленное мороженое на любой вкус. Хватит, у нее никогда и в мыслях не было воровать товары, которые таяли или разваливались от простого прикосновения.

Завистливое разглядывание вкусных продуктов только усугубляло ее страдания. Особым мучением для Мэдди было наблюдать за молодыми представительницами буржуазии. И сейчас ее голодный взгляд наткнулся на сидящую там группу.

Они были одного с ней возраста, болтали и сплетничали, не глядя на красивые тарелки с нетронутой едой. Некоторые из них укачивали детишек в колясках с серебряными погремушками. Их всех, наверное, дома ждали респектабельные мужья, которых они могли любить, и которыми были любимы. Мужья, которые оберегали их и детей.

Мэдди так мучительно завидовала им, что у нее на глаза навернулись слезы, и скрутило живот. «Все отдала бы, чтобы быть среди них. Все».

Она завидовала всему, чем они обладали. Она хотела иметь счастливого сытого ребенка, которого любила бы и о котором заботилась бы гораздо лучше, чем ее эгоистичная мать — о ней. Мэдди хотела, чтобы у нее к лифу были приколоты часы, по которым она смогла бы сверять время, когда нужно вернуться в теплый безопасный дом, чтобы встретить мужа. Она хотела листать журналы мод не для того, чтобы мечтать о новом гардеробе, а заказывать его.

Мэдди, не таясь, охотилась за богатым мужем, но не в силу тех причин, что предполагали другие. Драгоценные украшения и побрякушки приветствовались, но это было несущественно. Она истосковалась по безопасности и надежности, которые сулили ей деньги, а также по семье, о которой мечтала.

Матримониальные запросы Мэдди касались очень богатых, потому что они были больше других защищены, от опасности потерять все, как это случилось с ее отцом.