— Не слишком увлекайтесь. — Он смотрел на нее без тени улыбки, и она снова ощутила приятное тепло, от которого голова кружилась сильнее, чем от вина.
— Кому бы говорить об этом, только не вам! До какого часа вы сами работаете?
— Я не вожусь целый день с такими детьми, как Руни.
Она налила кофе, села за стол и посмотрела на него.
— Не будьте так уверены, что вы выносливее меня. Мальчишки-сорванцы обычно очень выносливы.
— Их обычно не надолго хватает, если они работают день и ночь.
Хелли запротестовала:
— Я не работаю день и ночь. Я очень приятно провожу время. — Она отпила кофе и подумала, что ни за что на свете не захотела бы сейчас оказаться где-нибудь в другом месте. — Да, — сказала она, — я получила приглашение. На вечеринку в ваш клуб. Вы рекомендуете мне принять его?
— А вы его еще не приняли?
— Нет. Предполагается, что я и так буду проводить с мистером Фрэзером по два вечера в неделю, и я не уверена, что мне захочется посвятить ему еще и третий. Разве что эти вечеринки — нечто такое, чего ни одна девушка не должна пропустить.
Ей вовсе не хотелось идти куда бы то ни было с Гэретом Фрэзером. Она бы скорее пошла с Роджером Шерманом куда-нибудь в зыбучие пески, но он ее не приглашал. Он весело сказал:
— Можете пропустить их с легким сердцем.
— Тогда, думаю, я так и поступлю, — и неожиданно для себя зевнула, она очень устала. — Я знаю, что вы скажете, — сказала она, — чтобы я допивала свой кофе и шла спать. Похоже, вы все время заставляете меня что-нибудь допивать.
— Неужели? Я должен быть начеку. Звучит, как вмешательство в чужие дела.
— Звучит, — кивнула она, — но в этом есть смысл. Руни имеют привычку вставать с зарей. — Она отпила еще немного кофе и пожалела, что чувствует себя сейчас такой усталой. Потом сказала: — Вы тоже допивайте кофе. Если я могу сказать о себе, что у меня сегодня выдался трудный денек, то, думаю, вы можете сказать о себе то же самое.
Роджером Шерманом, наверное, давно уже никто не командовал. От смеха в уголках его глаз собрались морщинки.
— Вмешательство в чужие дела, оказывается, вещь заразительная, — заметил он.
— Ну, это не вмешательство. — Она допила кофе, и он — тоже. — При росте меньше пяти футов это называется человек, который любит распоряжаться. А вот человек ростом более пяти футов одиннадцати дюймов может быть причислен к классу диктаторов. А какой у вас рост?
— Больше пяти футов одиннадцати дюймов.
— Ну вот видите.
— Вижу. — Он взял со стола кружки, вымыл их и поставил сушиться. — Идите-ка, — сказал он.
В нем было, наверное, больше шести футов, потому что голова Хелли приходилась где-то на уровне нагрудного кармана его пиджака. Она упрямо не уходила.
— Вы не будете больше сегодня работать? В такое время это просто нелепо.
Он сказал мягко:
— Если я сижу в кабинете, это отнюдь не всегда значит, что я работаю. Сегодня, например, я читал книгу.
— Надеюсь, не Гэрета Фрэзера?
— Нет, не Гэрета Фрэзера.
Они вышли из кухни. Роджер погасил на кухне свет, а Хелли сказала:
— Если бы это была одна из его книг, возможно, вы могли бы мне объяснить, что там происходит. Вы не хотите прочесть первую главу, ту, что я напечатала сегодня?
— Я, пожалуй, подожду ее публикации.
— Пожалуй, вы правы.
Подойдя к лестнице, она обернулась к нему и спросила:
— Вы всегда все время проводили в кабинете? Вы разве не пользовались другими комнатами?
— Пользовался, конечно. |