Ибер прослужил у Джарелла пять лет, был холост, пресвитерианец, хотя религии времени не уделял, играл по воскресеньям в
гольф, был везуч за карточным столом и так далее. Попутно я узнал кое-что о Корее Брайэме.
Спал я по обыкновению хорошо, но проснулся ровно в семь. Я повернулся на другой бок, закрыл глаза, по это не помогло. Сон ко мне не шел.
Вот досада. Меня подмывало встать, одеться, спуститься в студию и послушать восьмичасовые новости. В полицию я звонил ровно в десять тридцать
вечера и фальцетом сообщил, что им не мешало бы заглянуть в такую-то квартиру по такому-то адресу на Сорок девятой авеню, так что к настоящему
моменту новость уже должна стать достоянием журналистов. Мне так хотелось послушать их комментарии, однако во вторник я появился к завтраку в
восемь двадцать пять, в среду - в девять пятнадцать, в четверг - в девять двадцать, И если я нарушу эту традицию и отправлюсь ни свет ни заря
слушать радио, а потом растрезвоню всем о том, что услышал (не стану же я об этом молчать?), кому-нибудь непременно придет в голову, что это
неспроста.
Пробыв положенное время под душем, я побрился, вдел запонки в чистую рубашку, сделал еще кое-что, и история повторилась. Я надевал брюки, я
уже натягивал их, когда раздался стук в дверь, отнюдь не робкий. "Кто там?" - окликнул я. Вместо ответа дверь распахнулась, и на пороге появился
Джарелл.
- Доброе утро, - приветствовал я его. - Опять вы не дождались, пока я надену туфли.
Он прикрыл за собой дверь.
- Срочное сообщение, Джим Ибер мертв. Его тело найдено в его квартире.
Убит. Из огнестрельного оружия.
Я уставился на него, стараясь не переигрывать.
- Когда?
- Услышал об этом по радио в восьмичасовой сводке. Они обнаружили тело вчера вечером. С пулей в затылке. Больше никаких сведений. Даже не
упомянули, что Ибер служил у меня. - Джарелл направился к креслу, тому, огромному, что стояло у окна, и плюхнулся в него. - Хочу обсудить это с
вами.
Возле этого самого кресла я только что поставил свои туфли с чистыми носками внутри, намереваясь сесть в него обуться. Я забрал их оттуда,
сел в другое кресло, застегнул брюки и, надевая носок, сказал:
- Если они еще не докопались до того, что он служил у вас, сами понимаете, докопаются.
- Я это понимаю. Они могут в любую минуту нагрянуть. Как раз насчет этого я и хотел с вами поговорить.
Я взял второй носок.
- Валяйте.
- Вам, Гудвин, известно, что такое расследование по делу об убийстве.
Известно лучше, чем мне.
- Да. Нешуточное дело.
- Вот именно. Вполне возможно, что они уже кого-то заподозрили, даже, возможно, арестовали, хотя по радио об этом не сообщилось. Но если
они никого не арестовали и не арестуют в ближайшее время, представляете, что начнется? Они будут везде совать свой нос, причем как можно глубже.
Ибер проработал у меня пять лет, он даже жил у меня. Им захочется узнать о нем все подробности, и в первую очередь они будут рассчитывать на
информацию отсюда.
Я завязывал шнурки.
- Да, когда дело идет об убийстве, наружу тянут все секреты.
- Это мне известно. Уж лучше сразу говорить им все, что спрашивают, разумеется, в пределах разумного. |