|
И образование у вас было приличное, и опыт сочинительский имелся изрядный, и в литературных кружках вы были известны, и автор романа замечает, что чуть не в младенчестве вы стали обнаруживать какие-то необыкновенные и блестящие способности к учению. И даже если все не так и в романе Достоевского сплошное преувеличение на ваш счет, то вот вам, Иван Федорович, один только фактик: самым знаменитым произведением Достоевского считаются «Братья Карамазовы», а в этом романе самое знаменитое, наиболее часто цитируемое и обсуждаемое место, как вы думаете, какое? – он самый, «Великий инквизитор», поэма ваша-с. Возвышеннейшие отечественные и зарубежные умы поэмой вашей питались и искушались.
Что уж говорить об умах средних. Материалисты и атеисты всех боевых раскрасок историю христианской церкви отныне воспринимают, словно обнявшись с вашим Великим Инквизитором: накорми – тогда и требуй добродетелей; чудо, тайна, авторитет – вот, дескать, и все христианство, весь смысл и вся цель его. Я, ваш покорный слуга, в общем-то не материалист и уж тем более не атеист, но и я подпал под гениально-злодейское очарование вашего главного героя. Свидетельство тому эти строки. Собравшись писать литературно-философский комментарий к евангельским сценам искушения Христа, внимательно изучив соответствующие богословские и философские толкования, я вдруг поймал себя на том… Нет, не так. Мне было видение (или правильнее, наваждение?). Пустыня. То ли снег, то ли манна небесная. Домишко какой-то, этим снегом-манной запорошенный. А в домишке – вы, Иван Федорович. Но обличье ваше постоянно меняется. То вы студент в очках, то безумный девяностолетний старик в монашеской сутане и со взглядом пронизывающе-огненным, то некий господинчик в клетчатых панталонах и с клинообразной бородкой. И вот евангельские картины – Мертвое море, Иудейская пустыня, храм в Иерусалиме, гора какая-то, с которой видны все царства земные, – все это само по себе, а вы со стариком и чертом (ведь это черт у вас в панталонах-то), – вы и сами по себе и в то же время в наваждении моем на другие зрительные образы накладываетесь… Короче, я сам не заметил, как вместо литературно-философского толкования принялся сочинять вам вот это самое письмо. Мне могут возразить, что письма пишут живым людям. Так вот, со всей уверенностью объявляю, что вы, Иван Федорович, как сказал один поэт (хотя, собственно, по другому адресу изволил выразиться), вы «живее всех живых». Вы не просто литературный персонаж, а один из весьма разноликих наших национальных типов. И почему же не написать, почему бы не обратиться к такому-то человеку, который был, есть и пребудет, пока существует на Земле такая страна – Россия? Наконец, предлагаю начать разговор, так сказать «аб ово», то есть со святых Евангелий. Ибо ваши, Иван Федорович, точнее вашего Великого Инквизитора интерпретации хотя и гениальны, но, как мне сейчас кажется, порой гениальны они как бы сами по себе, иногда в прямом противоречии с тем, что видят в Христовых искушениях люди, может быть, менее гениальные, но более бережные к евангельской букве, менее презрительные к человеку и человечеству… «Иисус, исполненный Духа Святого, возвратился от Иордана и поведен был Духом в пустыню» «Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола» На несколько слов хочу обратить ваше внимание, Иван Федорович, ибо, как мне кажется, Инквизитор ваш их не понял или не пожелал понять. А в них, с одной стороны, глубочайшая Тайна, а с другой – спасительное для нас с вами разъяснение. Первое слово – «Иисус». Не сказано «Христос», сказано «Иисус». То есть из двух имен Богочеловека именно человеческое имя выбрано. Какой смысл искушать Бога и мог ли Он, природно непогрешимый, подвергнуться искушению? Не мог, не может, и бессмысленно было бы с точки зрения Божественного Промысла. |
