Давай двинем во Флориду вместе?
Именно этой минуты Мег ждала весь последний год. Вот он – мужчина, который ее волнует, да и на жизнь у них взгляды сходные. Сильный,
самостоятельный, да и любовник что надо. Уговаривать ее не пришлось.
Они договорились встретиться назавтра на автовокзале – и вместе рвануть во Флориду.
На следующее утро, когда мать ушла по магазинам, Мег побросала в рюкзак свои нехитрые пожитки, черкнула записку, что назад не вернется,
позаимствовала пятьдесят долларов, которые «на черный день» держал в доме отец, и покинула родительский кров навсегда.
Триста долларов плюс пятьдесят отцовых кончились довольно быстро – какая там вечность! Среди прочих слабостей Чака числилась неукротимая страсть
к азартным играм. Мег с замиранием сердца следила, как Чак беззаботно просаживал ее деньги, играя в кубик с двумя парнями, которые прилепились к
ним по пути в Джексонвилл. Когда в ход пошли последние пятьдесят долларов, Мег дрожащим голосом пролепетала: «Может быть хватит?»
Парни посмотрели на Чака. Старший из них спросил:
– Ты что же своей бабе командовать позволяешь?
Чак прижал к лицу Мег широкую, короткопалую ладонь и как следует толкнул – Мег полетела вверх тормашками, ударилась о кочковатую землю, да так,
что едва дух не вышибло. Когда она очухалась, Чак уже проигрался в пух и прах, а два парня с ее деньгами растворились в вечерней тьме.
– Да деньги на то и придуманы! – огрызнулся Чак в ответ на ее жалобный вопль. – Нечего тут ныть! Найдем деньги… их кругом полно, только не
зевай.
Они подрядились убирать апельсины и вкалывали на жаре целую неделю, пока не наскребли тридцать долларов. Потом снова двинули в сторону Майами.
Но и этих денег хватило не надолго: надо было что-то есть, платить за дорогу. Сейчас у них не осталось ни гроша, и Мег здорово проголодалась.
Вот уже двенадцать часов во рту у нее не было и маковой росинки. Последним из того, что она съела, был поджаренный на прогорклом масле
гамбургер… и все же пока она ни о нем не жалела. Да, пусть она грязная, голодная, бездомная, но это куда лучше, чем жить в постылой тюрьме,
которой правят ее родители.
Ничего, завтра что-нибудь подвернется. Чак что-нибудь придумает. Она снова примостилась поудобнее, собираясь заснуть, и снова вздрогнула,
подняла голову.
На первом этаже кто-то ходил!
Она ясно услышала скрип кожаной подошвы, и сердце ее учащенно забилось. Подвинувшись к Чаку, она взяла его руку и легонько ее встряхнула.
– Чак!
Он застонал, отбросил ее руку и стал переворачиваться на другой бок, но она снова тронула его за запястье.
– Чак!
– Ну какого хрена! – Он проснулся, приподнялся на локте. Даже в такую минуту исходивший от него запах грязи и пота заставил ее наморщить нос. –
Чего тебе?
– Внизу кто-то ходит.
Она почувствовала, как напряглись его стальные мышцы, и успокоилась. Перед его физической силой она благоговела.
– Слушай! – прошептала она.
Сбросив ее руку, он поднялся. Бесшумно ступая, подошел к двери и приоткрыл ее. Она смотрела не его широкую спину. Он чуть пригнулся, словно
изготовился к прыжку, и страхи ее улеглись. Он долго вслушивался, потом закрыл дверь и вернулся.
– Да… ты права. Там кто-то есть… может, фараон.
Она уставилась на него.
– Фараон?
– Мы же нарушаем право собственности. И если какому-то фараону неймется… – Он прикусил нижнюю губу. – Нас вполне можно упечь за бродяжничество.
– Мы же ничего плохого не делаем… бродяжничество?
Но Чак ее не слушал. |