|
Вы спросите, как же я тогда ему нос сломал? Может, это вранье? Нет, это не вранье, просто кое‑какие детали люди, по своему обычному свойству забывать то, что им не интересно, упустили. Такие, например, как мое бессознательное тело, уносимое Чижом в укромный угол клуба. Я не забыл сказать, что он бывший кмс по боксу? Так что после моего знаменательного удара я моментом ушел на скамейку запасных после первого же тычка справа (он назвал это тычком, по мне, так это был удар, да еще какой). При этом у нас с Хазом была хорошая дружба, которая только усилилась после того нашумевшего происшествия. Мы оба в тот вечер немало выпили и на следующий день вместе смеялись над собой и рассказами очевидцев. Однако, веселья ради, мы на публике поддерживали видимость вражды.
– Здравствуй‑здравствуй, друг прекрасный, – пропел я. – Как твоя паршивая жизнь? – Да все так же. Ты где шлялся? Мне как раз нужен переводчик... с японского. – Шла бы ты, Пенелопа... – проворчал я. – Ладно, иди‑ка ты вниз пока, а я тебя потом выловлю, у меня дела тут кое‑какие. Как обычно, ходит по клубу и пугает бедных новичков. Сам помню, как он подходил ко мне в мое первое посещение и спрашивал своим громким басом: «Вы кто? Кто вас сюда привел? Покажите пропуск». Кто есть кто, он знал прекрасно, да и пропусков никаких сроду не было, но надо же попугать новичков. Зачем? А просто так, ради интереса. – Чао, – помахал я ему ручкой и отправился к входной двери, периодически пожимая руки и здороваясь. Толкнув массивную дверь, я пропустил парочку незнакомых девушек и зашел в прихожую. Тут стоял все тот же пожилой охранник Вася. Вася тут стоял у прежних хозяев и достался клубу по наследству. Замечательный, бодрый старичок с веселой улыбкой на усатой физиономии. – Вечер добрый, сэр. – С каких это пор ты стал называть меня сэром, Васек? – удивился я. – А, это ты. Ну, проходи, коль пришел, – ухмыльнулся старичок. – Вот по твоей врожденной приветливости я скучал все это время, – радостно сообщил я ему и, помахав рукой очередной знакомой парочке, отправился вниз. Внизу помещались более тихие залы. Там обычно проходили поэтические вечера и посиделки поэтов‑писателей, которые любили спокойно обсудить свои или не свои произведения за чашечкой кофе или бокалом вина. Клуб был выполнен в итальянском стиле и изобиловал соответственными текстурами на стенах и соответственным меню. Все столы, естественно, были исключительно круглыми. Сам я не видел, но говорят, что именно за такими столами итальянцы особенно любят есть свои спагетти. Освещение было довольно скудным, но мне‑то это не помеха, и я сразу заметил Чижа. Он сидел в гордом одиночестве за столиком в углу и что‑то читал. Меня он, естественно, не заметил из‑за мрака, царящего вокруг. Я тихонько подкрался к нему сзади и, крикнув в ухо «Аллах Акбар!», схватил его за шею и начал трясти, старательно изображая Отелло. – Хва‑а‑а‑тит меня‑а‑а трясти‑и‑и... маньяк ты, понял? Я теперь всем расскажу, что ты маньяк и извращенец. – А извращенец‑то почему? – удивился я, садясь за стол напротив него. – А вот так. Как же иначе? Маньяк и не извращенец? Так не бывает, – авторитетно заявил Чиж. – Ну, тогда ладно, – смилостивился я. – С Хазом виделся? – Ага. – Я отыскал глазами официанта и крикнул: – Можно мне чипсов, что ли, – за его счет. Я нагло ткнул Чижа в его неизменный коричневый пиджак. – Ну и как он тебя встретил? – Плохо, недостаточно учтив. Он даже не бросился мне в ножки с просьбой позволить ему облобызать мои священные белые и пушистые тапочки. |
