Ему снились горы, города, в которых он никогда не бывал, но чувствовал их родными. Сны тянулись один за другим, как бесконечный сериал. В них звучала тягучая глубокая музыка, но почти не было слов. Он был в своих снах всегда главным героем и в каждом из них почти каждую ночь ехал куда-то, где его ожидали встречи с воспоминаниями детства и родными людьми. Этот несмолкаемый музыкальный призыв без слов и бесконечная погоня за уплывающим счастьем наполняли его сны привкусом дорожной романтики. Проснувшись, он был готов бросить все, отправиться на вокзал и сесть в первый попавшийся поезд.

Жить в новом доме Игорь больше не мог и скоро попросился в Суворовское училище в Свердловске. Его долго отговаривали новые родители, потом в спешке оформляли документы, а тут как раз пришла пора получать первый паспорт советского образца. Ему выдали на руки «серпастый и молоткастый» с записью: «Скворцов Игорь Федорович».

Паспорт он менять не стал — через пару лет все равно пришлось бы его сменить на военный билет, а затем на удостоверение личности офицера. Но и военный билет в Рязанском училище выправили на Скворцова, с этой же фамилией в удостоверении личности он и отправился воевать в Афганистан.

С выбором военной карьеры тоже вышла неувязка. Скиф закончил Суворовское училище всего лишь с одной четверкой по географии. Приемный отец, полковник Скворцов, ученый-программист с мировым именем, настойчиво упрашивал упрямого приемыша поступать в Харьковскую академию ракетных войск, но Волчонок, как звали его в новой семье, всякий раз встречал такое предложение в штыки: «Буду только боевым командиром!»

Скиф-Вовк утратил не только безмятежный сон, родную семью и фамилию. Обидную четверку по географии он давно уже исправил в скитаниях по дорогам войны на «отлично», семью обрел во фронтовом братстве, а имена менял с каждым новым документом. Но в нем осталась упрямая вера, что пусть хоть весь мир против тебя, зато у каждого в семейном тылу всегда есть человек, который примет тебя любого. Эту веру он ввел в закон жизни, и теперь у него оставались только два человека, ради которых он мог жить, — жена Ольга и дочь Ника. Жену свою он не видел почти десять лет, а дочери не видел никогда.

Еще мальчишкой придумал он себе слепую веру в непогрешимость семейного уклада. Он знал — верить можно только близким родственникам, которых у него тогда уже не осталось. Все жестче играли желваки на смуглых скулах взъерошенного пацаненка, злым волчонком посматривал он на мир прищуренными карими глазами.

Но майор Васильев, командир учебной роты, всегда держал Скифа подле себя, под попечительским крылышком. Знал, что, стоит отвернуться, он тут же устроит драку. Достаточно лишь косого взгляда или безобидной шутки, как воспитанник Скворцов мог налететь с кулаками даже на старшего по званию.

Из Суворовского его не смогли отчислить не только из-за почти отличной учебы, но и из-за прямого статуса круглого сироты, сына офицера. Ведь изначально суворовские училища были предназначены именно для ребят с такой судьбой.

В десантном училище вспыльчивость Скворцова понемногу улеглась, характер притерся — там все без исключения были сплошь задиристые хлопцы. Бесконечные сны о незнакомых городах и скалистых красноватых горах с ледяными пиками переросли, как и у большинства училищной десантуры, в мечту о грядущих подвигах. Но с самого начала учебы в Суворовском, а затем в десантном училище он как-то незаметно для самого себя стал искать предлог, чтобы не приезжать на каникулы домой к новым родителям. Из-за фамилии Скворцов чуть было не получил обидную кличку Шпак, что в переводе с украинского языка на русский обозначает «скворец». После этого он стал упорно насаждать среди друзей и знакомых будущий псевдоним — Скиф. Не выносил он и жалости к себе. Когда-то еще в школе родительский совет собрал деньги на новые ботинки для Игоря.