И не увидели сгорбленную фигуру, которая все ближе подкрадывалась к ним. Не слышали они и его тяжелое сопение.

Вцепившись в дверную ручку, Рон и Рита не видели страшное, мертвенно-бледное создание у себя за спиной. Не почувствовали порыв холодного воздуха, когда оно занесло топор над их головами.

И не видели довольной усмешки на искаженном лице вампира.

Занесенный топор уже было начал опускаться, когда откуда-то сбоку раздался отчаянный вопль. Посльшался треск, а потом звук падения. Вампир быстро обернулся назад: — Разве так было в сценарии? Я что-то не припомню.

2

Стоп! Стоп! — сердито закричал Эмори Бэньон, вскакивая со своего режиссерского стула. Его сын Джек упал посередине студии, запутавшись в полотняном шезлонге, который сложился прямо под ним.

В чем дело, Эмори? — окликнула режиссера актриса, которая играла Риту — У нас мог получиться такой хороший дубль.

Я знаю, знаю, — проворчал Эмори Бэньон. — Он настолько хорош, что заставил моего сына свалиться со стула!

Джек услышал, как все участники съемки дружно расхохотались.

Он незаметно вздохнул, понимая, что начинает краснеть… Все смотрели на него. Он испортил в самом деле очень удачную сцену из нового фильма ужасов, который снимал его отец.

Он видел, как его подруга Челси Пейг покачала головой.

«Она приняла меня за последнего труса, — грустно подумал Джек. — Посмотрите только, она делает вид, что знать меня не знает».

— У нас будет перерыв на ланч? — нетерпеливо поинтересовался вампир, бросая свой топор на пол.

Топор запрыгал на площадке. Сделанный из бальзового дерева, он был совсем легким.

— Какой ланч? — закричал ЭмориБэньон. — Ты что, хочешь провести еще три часа в гримерной? Сначала закончим эту сцену, Карл. А уж потом прервемся на ланч.

Все трое актеров недовольно заворчали. Карл, который играл вампира, отошел в сторонку подновить грим.

Эмори нагнулся над Джеком, помогая ему выбраться из-под шезлонга.

— Джек, — строго сказал он, нахмурив кустистые черные брови. — Если тебе так страшно смотреть на все это, может быть, ты подождешь снаружи?

— Но мне вовсе не страшно! — запротестовал Джек. — Мне все это нравится. Я не боюсь, Эмори!

Джеку хотелось называть отца папой. Но Эмори не позволял ему этого.

«Мы с тобой ближе, чем отец и сын, — говорил он. — Мы с тобой приятели. А приятели должны называть друг друга по имени».

«Верно, Эмори», — приходилось соглашаться

Джеку.

Эмори никогда не говорил тихо или спокойно. Он вечно гремел, будто находясь на оперной сцене. 1де бы он ни появлялся, он всегда привлекал всеобщее внимание черными всклокоченными волосами, густыми бровями, блестящими черными глазами и громовым голосом.

Он быстро принимал решения. И очень быстро говорил. Он никогда не ходил шагом, а вечно бежал. У него был такой вид, словно он всегда куда-то спешит. Казалось, что он одновременно замят множеством дел: отдает приказания дюжине людей, говорит по мобильному телефону и делает пометки в своем режиссерском блокноте.

Временами Джек ощущал себя медленной черепахой рядом со своим знаменитым отцом-кинорежиссером. Ему казалось, что он живет рядом с ураганом.

— Но я вовсе не испугался этой сцены, — снова запротестовал Джек. — Дурацкий шезлонг сложился подо мной, и я упал. Я не виноват, Эмори.

Эмори поцокал языком и потрепал Джека по худому плечу.

— Ничего особенного, если ты признаешься, что испугался, сынок, — сказал он. — Это очень страшная сцена.