По дороге стремительно пропылил милицейский «газик», за ним — несколько мотоциклов, один из которых свернул к костру, давно погасшему.

— Приготовились! — скомандовала эта милая Людмила. — Сразу без лишних слов я с Голгофой в коляску, Пантя — на заднее сиденье! За всё остальное отвечаю я!

Остановив мотоцикл, дружинник Алёша Фролов, не выключив мотора, крикнул:

— Там избу подожгли! Пустая изба была! Рыбаки там иногда ночевали! Вы будьте здесь, а я на обратном пути…

Но приказание этой милой Людмилы было уже выполнено: троица заняла указанные ею места на мотоцикле и в коляске.

— Да вы что?!?! — в ужасе крикнул дружинник Алёша Фролов. — Не пойдёт! Я вас на обратном пути… я на задании!

— Пойдёт! — уверенно и даже властно возразила эта милая Людмила. — Никаких обратных путей! Мы тоже на задании! Поехали! Полный вперёд!

— С вами не поеду! Не имею указаний! Не имею права!

— Тогда я тебе автограф Гагарина не покажу!

И вот мотоцикл нёсся по дороге. Надо ли сообщать вам, уважаемые читатели, что троица была счастлива? А дружинник Алёша Фролов потому только согласился взять с собой добровольных помощников (точнее, одного помощника и двух помощниц), что эта милая Людмила рассказала ему о своей встрече с космонавтом номер один и о том, что у неё есть его автограф. Дружинник же Алёша Фролов жил мечтой стать покорителем Космоса, и надо ли объяснять, как ему хотелось собственными глазами увидеть подлинную подпись своего любимого героя, да ещё и сфотографировать её? И надо ли объяснять, какое уважение испытывал он к человеку, с которым разговаривал сам Юрий Алексеевич Гагарин!

— Вон они! — прямо в ухо дружиннику Алеше Фролову крикнул Пантя, именно крикнул, а не пропищал, как обычно, и мотоцикл сразу, резко с дороги свернул на довольно широкую тропу.

Трое штук дылд, вышедших из леса к дороге, бросились в разные стороны: двое — влево, один — вправо.

Дружинник Алёша Фролов остановил мотоцикл, заглушил мотор, спокойно сказал:

— Никуда они теперь не денутся. Возьмем как миленьких. Здесь кругом болота. Мы с мамашей здесь морошку берём. Вы втроём бросайтесь на одного, валите на землю и сидите на нём, пока я не приведу остальных. И не бойтесь, и не переживайте. Они привыкли тоже втроём на одного.

Увидев нашу троицу, дылда с гитарой испуганно ойкнул, а Голгофа передразнила его, завыв, правда, не очень громко:

— Ы-а-у-у-у-у… аыа-а-а-а… аыу-у-у-у-у…

Дылда стоял по щиколотки в воде, растерянно озираясь по сторонам, и подобострастно бормотал:

— Ничего, ничего, похоже…

— Попался, голубчик! — Голгофе ещё хотелось передразнить его, но она сдержалась и приказала: — Пантя, не смей пока трогать его!

— Я ему… я его… — каким-то утробным голосом проговорил Пантя. — Я ему…

— Руки вверх! — скомандовала эта милая Людмила. — Отдай гитару и руки вверх!

— С превеликим удовольствием… — ещё подобострастнее пробормотал дылда. — Только больше не кусаться и не портить прическу… Простите, я не могу долго стоять в холодной воде. Опасно для здоровья. — Он отдал гитару Голгофе, поднял руки вверх. — Вы прекрасно кусаетесь… Повторяю: я не могу стоять в холодной воде.