— Не хнычь! — бодро сказала эта милая Людмила. — Предлагаю план ближайших действий. Сначала зайдём к нам, выясним обстановку. Затем… Самый реальный вариант: ты спокойно, твёрдо и убедительно просишь отца отпустить тебя в поход. Я почему-то уверена, что он согласится.

— Сегодня надо в поход, — глухо произнёс Пантя. — Пока он с машиной возится, надо убежать.

— Нет, нет, хватит бегать, — твёрдо возразила Голгофа. — Надо уметь иметь своё мнение и уметь отстаивать его. Правда, представить не могу, — голос её опечалился, — не могу представить, как вернусь домой. Не потому, что я туда совсем не хочу. Но ведь там скука! Там МЕ-НЕ нечего делать. Я всё время буду вспоминать, КАК жила здесь. Вот здесь была настоящая жизнь. Купание. Гроза. Ягоды.

— Дылды, — насмешливо подсказала эта милая Людмила.

— А что? — с гордостью отозвалась Голгофа. — Страшно было, но полезно. Нисколечко не жалею. Дома буду бороться со скукой. Сама себя развлекать буду.

Тётя Ариадна Аркадьевна встретила их так радостно, что они даже немного растерялись.

— Потрясающие новости! — заговорила она с крылечка, едва они вошли во дворик. — Он уедет! Он уедет сегодня! Что тут было! Что тут было! Сначала была телеграмма, что колёс не будет. Он кричал, почти рыдал, грозился вызвать комиссию из Москвы, потом стал уверять, что колёса изрезал Герман, потом стал доказывать, что это сделал Игнатий Савельевич, требовал с него денег… По-моему, он был готов потерять рассудок. И вдруг из милиции привезли два совершенно новых колёса и сказали, что это бесплатно… что милиция, кроме колёс, приносит свои извинения… что через некоторое время машина будет на всех четырёх бесплатных колёсах! Чу-де-са!

— Конечно, чудеса, — с горькой усмешкой сказала Голгофа. — Меня, к сожалению, интересуют не колёса. Не бывать мне в походе. Не сидеть мне у костра под звёздным небом.

— О тебе он пока не вспоминал ни разу, — виноватым тоном сообщила тётя Ариадна Аркадьевна. — Прости, что я так о твоем отце… Может, всё к лучшему? Вдруг, довольный тем, что машина цела, он позволит тебе… Надо попытаться! Значит, милиция так и не напала на след преступника?

И, опережая Пантю, остановив его жестом, Голгофа ответила:

— Напала, напала, но история чрезвычайно запутанная. Мне необходимо почистить одежду и умыться.

— А мы с Пантей пойдём уточнять обстановку, — сказала эта милая Людмила. — Ты, Голгофа, жди нас. Носа отсюда не высовывай.

Тётя Ариадна Аркадьевна заговорщическим тоном призналась:

— Я в поход потихоньку всё-таки собираюсь. Правда, не представляю, как быть с Кошмарчиком. Он буквально не отходит от меня. Видимо, его беспокоят предчувствия.

Тут Кошмар вдруг — шерсть дыбом, спина дугой — зашипел на Пантю.

— Да ладно тебе! — отмахнулся тот. — Не трогаю я тебя.

И кот успокоился, растянулся на крылечке, правда не сводя взгляда с благодетельницы.

Выйдя из калиточки, эта милая Людмила почувствовала, что тревожится о встрече с Германом после сегодняшней ссоры.

Но у машины его не было, отсутствовал и дед Игнатий Савельевич.

Отец и врач П.И. Ратов с гордым видом сидел на скамейке, едва взглянул на эту милую Людмилу и Пантю, но когда она собралась открыть калитку, громко сказал:

— Тётку свою ко мне пришли. Надо за чехол расплачиваться. В химчистке меньше пятерки не возьмут.