На нее вновь навалилась жуткая депрессия, которая одолевала ее после отъезда из Хавенсмира. Возвратившись домой, Луиза все ночи проводила практически без сна, горько плача. А сейчас в ее душе зародилась надежда. Неужели она все-таки была не права насчет Люка? Возможно ли, что Люк проявлял сдержанность, пытаясь защитить ее?

— Почему ты не можешь любить меня? — прошептала она.

Люк засунул руки в карманы.

— Это не важно, — сказал он.

— Это важно, — умоляющим тоном произнесла Луиза и тут же устыдилась своего жалобного голоса. Но теперь ее гордость больше не имела значения. Ведь на карту было поставлено слишком много. — Это как-то связано… с твоим отцом?

Люк резко поднял голову, и Луиза увидела в его взгляде отчаяние, которое он не смог скрыть.

Итак, интуиция не подвела ее. Она знала, что, лишенный любви отца, Люк очень переживал. Но почему это до сих пор так действует на него?

— Я не могу об этом говорить, — произнес он. — Мы находимся посреди улицы, а это приватный разговор. И в любом случае нечего обсуждать.

Луиза заставила себя сохранить самообладание. Она считала, что должна вынудить его рассказать правду.

— До парка несколько минут езды. Там нам никто не помешает.

Люк явно неохотно, но все же согласился, кивнув.

В пути они были менее пяти минут. Расположились на скамье под старым кленом. Люк выглядел несчастным и уязвимым, несмотря на все попытки скрыть это. Но на этот раз Луиза решила проявить настойчивость и заставить его обо всем рассказать.

— Что произошло с твоим отцом, Люк? Что он сделал с тобой?

Люк посмотрел в ее лицо:

— Ты, в самом деле, решила доконать меня, так?

— Я не отступлю, — твердо произнесла она.

Люк глубоко вздохнул и отвернулся, потом уставился на траву, растущую вдоль тропинки.

— Я спросил его, действительно ли прихожусь ему сыном, — тихо сказал Люк. — В ответ он ударил меня по лицу.

Луиза ахнула, закрыв свой рот ладонями. Она не могла поверить в услышанное.

Люк продолжал смотреть в сторону, слишком поглощенный неприятными воспоминаниями, поэтому вряд ли даже обратил внимание на реакцию Луизы.

— Он сказал, что я для него ничто, кроме неудобного недоразумения. И пригрозил, что, если я когда-нибудь кому-либо сообщу о родстве с ним, он оставит меня без средств к существованию.

— Люк, — прошептала она. — Разве можно так поступать с ребенком? Ведь ты был одинок, горевал по матери и находился в нескольких тысячах миль от дома…

Он пожал плечами, не в силах скрыть страдания.

— Отец изменился, когда постарел и понял, что больше детей у него никогда не будет. Но к тому времени мне уже не нужны были его деньги.

— Вот поэтому ты не хотел, чтобы кто-то знал о том, что он приходится тебе отцом. Ты делал это в отместку за то, что он не признавал тебя?

Люк повернулся, посмотрел на Луизу и кивнул, но его взгляд был отсутствующим.

— Я презирал его и презираю до сих пор. Но ничто из этого не касается наших с тобой отношений…

— Он причинил тебе боль, Люк, — тихо прервала его Луиза, положила ладонь на его плечо и почувствовала, как Люк вздрогнул. — Он заставил тебя считать себя ненужным. Неужели ты не понимаешь, что, замкнувшись в себе, ты позволил ему одержать над тобой верх? Ты убедил себя в том, что не можешь никого любить, потому что не заслуживаешь подобных чувств. Будучи ребенком, ты вынужден был считать именно так, но теперь ты можешь говорить о своих чувствах открыто. Я предлагаю тебе свою любовь. Почему ты не хочешь ее принять?

— Проклятье! — Люк наклонился вперед и закрыл лицо ладонями.