Он учил своих ребятишек любить не горнолыжную технику, но горы, скорость, Визбора и все прочие производные.
– Ладно, – сказал Берг. – Переодевайся и катайся. Пойду чай заварю.
– Давай покурим. – Берг протянул Ваде сигареты.
– А Машка здесь не катается? – спросил Худой.
– Она вообще не очень катается, – спокойно сказал Берг. – Последнее время.
Беременная моя Машка.
– Ух ты! – искренне сказал Худой.
– Это у них бывает, – кивнул Берг. – А здесь она не любит кататься. Она любит в горах. И не во всяких горах…
Худой промолчал. Санина Машка была той еще штучкой, это было общеизвестно, предпочитала Куршевель.
– Хорошо тут у тебя, – сказал Худой. – Тихо.
– Всех разогнал, вот и тихо, – сказал Берг.
Под ветром легко шумели деревья, внизу поскрипывал барабан подъемника.
Худой понял, что Берг специально для него, для Худого, постарался сегодня всех спровадить с горы.
– Саш, я, пожалуй, не буду сегодня кататься, – вдруг сказал Худой.
Берг не удивился. Он поднял со снега Вадину доску и ответил:
– Пойдем чай пить.
Накануне вечером Тёма звонил Бергу.
– Что, Тёма? – спросил Берг.
– Да плохо там все, – сказал Тёма.
– Что доктора говорят?
– Они между собой говорят. Никон кидается на всех, психопат. Бравик не лучше.
– Ты с Лерой говорил? Единственный вменяемый человек, – сказал Тёма. – С Никоном разосрались вчера окончательно.
– И что Лера?
– Короче, Вадя тяжело болен. Такая… самая страшная опухоль в голове… Не запомнил названия. Самая страшная. Лечить бесполезно, оперировать бесполезно.
Все бесполезно.
– А Вадя как?
– Черт его разберет… Плохо ему… Страшно.
– Что ты думаешь?
– Слушай, пусть Никон с Бравиком думают. Пусть Сергеев думает… Марта говорит – нужен экстрасенс.
– Где она видела экстрасенсов? Одни жулики. А моя Машка говорит – к психоаналитику.
– Те же яйца, только в профиль.
– Запиши телефон, а? – попросил Берг.
– Ну, диктуй. – Тёма записал телефон.
– Никон вот тоже – "Отправим его в Штутгарт…" Он, Никон, мол, денег даст.
Год тому назад на конгрессе во Франкфурте Никон подружился с роскошным онкологом из Штутгарта.
– Денег он даст… Откуда у него деньги? – вяло сказал Тёма. – И потом, что там такого есть, чего здесь нет? Что здесь Вадя умрет, что в Штутгарте. Уж лучше здесь.
– Что ты панихиду устроил, мать твою?! – разозлился Берг. – Умрет… Сразу – умрет! Может, поживет еще!
– Слушай, Сань, – осторожно сказал Тёма, – Никон, конечно, землю рыть будет, Вадю будут обследовать… Лечить будут. Как они говорят – "умереть не дадим – залечим насмерть"… Но знаешь что я думаю – пусть он в горы едет. Ты не смейся…
– А я и не смеюсь, – сказал Берг.
– Пусть он едет в горы. Пусть он едет в ваши сраные горы. Самое ему там место сейчас. Ты не смейся, Берг… Я только не знаю, как ему сказать…
– Я знаю, как сказать, – терпеливо ответил Берг. – Я скажу.
– И я не знаю, что теперь делать… – Вадя покачал головой, в глазах у него плавала смертная тоска. – Ой, ну погано… Ну страшно… И как поступить – не знаю. |