Гость ждал его, глядя через плечо. Ветерок трепал лацканы его халата.

"Как ему не холодно? – подумал Сергеев. – Одно белье под халатом." – Будете? – спросил Сергеев, откручивая крышку.

– Не стоит. – Гость махнул рукой.

"И еще он любит не "Голуаз", а дух сорта "Кэвендиш"*. И коньяк ему ни к чему", – подумал Сергеев.

Он сделал маленький глоток.

– Так зачем вы здесь?

– Я скорее не "зачем", а "почему".

– И почему?

– Как говорит ваш сын Вася – "потомусо".

– Он так говорит, когда не желает раскрывать мотив своих безобразий. К тому же ему три года. У него низкая степень социальной ответственности.

– А у меня вообще никакой социальной ответственности. Я только хочу вам заметить, что в нашем с вами случае копаться в причинно-следственных связях не стоит. Времени мало.

– Я, право, не знаю, как с вами разговаривать, – недовольно сказал Сергеев. – Вы все время темните.

– Да поймите же вы, прозаик, человек с фантазией! – Гость повысил голос. – Поймите, что я соответствую, я по образу и подобию, я логически и эмоционально комплементарен! Я здесь, потому что у вас есть вопросы, которые вы не решаетесь задать самому себе, потому что вы уже боитесь, что смерть Семена Борисовича может послужить для вас одной из зарисовок, попасть в одну из ваших сумасшедших книг – и сами уже этого стыдитесь. И еще много "потому что". Дьявол вас раздери, Сергеев! Вас ведь не удивляют бытовые закономерности? Порвался ремень генератора – вы поехали на метро. Пошел дождь – вы раскрыли зонт. И так далее. Эти закономерности вы даже не отмечаете. Выпейте еще немножко коньяка. Выпейте, выпейте, вы после коньяка лучше соображаете. Отнеситесь к моему появлению как к изменению погоды или… словом, как к данности. За каким чертом вы ломаете голову? Какая сейчас разница – кто я такой? Тень отца Гамлета, дежурный реаниматолог, ваш прадедушка по материнской линии или баньши? У вас ведь есть вопросы? Так задавайте свои вопросы!

Сергеев был немного оглушен. Он растерянно смотрел на тлеющую сигарету в своей руке.

– Ну как? К делу? – спросил гость.

– Значит, вечер вопросов и ответов? – неуверенно спросил Сергеев.

– А хоть и так. Садитесь, там, позади вас, стул.

В углу балкона действительно стоял стул. Сергеев вынул носовой платок, смахнул с дерматинового сиденья пыль и сел. Гость прислонился к стене.

– Итак?

– Итак, – сказал Сергеев и закурил новую сигарету. – Почему плакал Бравик?

– Прекрасно, лед тронулся. Вы говорите – Бравик? Ну конечно! Бравик! Сам Бравик!

Вы его, поди, обескураженным-то никогда не видели.

– Всяким видел…

– Это давно было. А тут он заплакал. Бравик – и заплакал!

– Я, наверное, не совсем точно выразился. Но Бравик у нас такой спокойный человек. И он сильный, он за собой следит.

– Ну разумеется. А тут спокойный Бравик разревелся, как девчонка.

– Почему?

– Вы только меня не торопите. Я вам буду постепенно отвечать, хорошо? Так вот, доктор Браверман, как известно, большая умница. Но доктор Браверман знает о себе кое-что такое, чего не знают ни его друзья, ни его коллеги, никто. Ваш Бравик не циник, но он, как бы это сказать, "знает жизнь". В отделении у Бравика стальная дисциплина и образцовый порядок. Он гоняет своих докторов, как сидоровых коз, он так их выучивает, что в Москве его ординаторы, "люди Бравермана", идут нарасхват. Он уверен в себе, язвителен, как гюрза, безжалостен к шалопаям.